Я очень люблю хорошее кино. Осмысленное, мастерски сделанное, с отличной драматургией. С превосходными актерскими работами и талантливо написанными диалогами. И еще я очень люблю кино, в котором есть кому сопереживать.
И когда я смотрю фильм «Три билборда на границе Эббинга, Миссури», я понимаю, что смотрю именно такое кино. Пронзительную историю о чувстве вины. О всеобъемлющем, непереносимом чувстве вины. И о жажде возмездия, как возможного избавления от этого невыносимого чувства. И о жажде самоуничтожения, тоже как возможного избавления.
Простой и ясный сюжет, полный драматизма, точных психологических нюансов и неожиданных поворотов, с внутренней тайной каждого из героев. Сюжет, который держит смотрящего картину в непрерывном и нарастающем напряжении.
Я довольно много знаю про боль и чувство вины, про которые сделан этот фильм. И потому я проникаюсь болью и чувством вины Милдред, центральной героини фильма, и ее мужа Чарли, и шерифа Уиллоби...
Мы все, к сожалению, довольно
много знаем про бессилие и безнаказанность, и поэтому каждому, смотрящему этот фильм, есть о чем вспомнить, есть про что подумать - лично. Потому что сколько бы ни твердили полицейские матери, что они ищут убийц ее дочери, ей совершенно все равно - ищут они или не ищут, ей надо, чтобы нашли и предъявили, ибо пока не найдут - она так и будет крутить в голове - покадрово - последнее «кино» с участием погибшей дочери: «Вот пойду, и пусть меня убьют и изнасилуют!» - «Да-да, иди, и пусть изнасилуют, тогда будешь знать!»...
Ее убили и изнасиловали. И теперь сжигающее чувство вины иным способом не утолить: только покарать убийцу. И потому Милдред ни в чьи трагические обстоятельства не хочет входить - своих полно.
Я не знаю человека, которому бы непонятно было, что такое отличная актерская игра. Я понимаю, какой отклик в сердце у каждого находит выжженное дотла болью лицо Фрэнсис Макдорманд - Милдред, я понимаю, какого сострадания преисполняется каждый, глядя в прозрачные глаза Вуди Харрелсона - шерифа Уиллоби...
И потому у фильма «Три билборда» столько поклонников.
Я разделяю их чувства, потому что я тоже смотрю на эти лица и откликаюсь на их эмоции всем сердцем. И еще я вижу превосходный сценарий, где каждую реплику хоть записывай, и еще я вижу неприметную, но точную режиссуру прославленного Мартина Макдонаха, и богом забытый маленький городок, в котором кроме этих алых билбордов глазу остановиться не на чем...
Но глазу и правда остановиться не на чем.
И если я отвернусь - на несколько
минут (или на полчаса), - а потом снова взгляну на экран, там по-прежнему будет унылый ландшафт, алые (или полыхающие) билборды, совсем не меняющиеся выжженные лица Милдред, ее сына, ее мужа, шерифа, который потом с этим же выражением лица пустит себе пулю в висок.
Я могла бы через минут 10 - 15 просто слушать этот фильм с закрытыми глазами и практически ничего бы не упустила в сюжете, потому что самое важное там - как говорят и что говорят...
Этот фильм - один из оскаровских фаворитов, и он, конечно, получит несколько «Оскаров», уж за главную женскую роль-то почти наверняка.
А потом смотришь другой фильм. Как бы ни о чем. О странностях любви и индпошива платьев... Фильм о холодном и жестоком знаменитом кутюрье по имени Рейнолдс Вудкок и о создании им красивых платьев для богатых женщин.
Мне не нравится, как перевели название этого фильма на русский - «Призрачная нить». Но и сама я не могу придумать более точного перевода названия Phantom Tread... Ну не «Фантомная» же «нить»? Хотя именно эта перекличка с «фантомной болью» в названии и цепляет, а в переводе исчезает...
Это кино не менее прославленного режиссера Пола Томаса Андерсона (он же и сценарист, он же и оператор, и звукорежиссер), в сущности, о невероятной, почти непереносимой сосредоточенности большого художника, делающей его почти моральным уродом. Это история, если угодно, о цене гениальности.
И пока смотришь фильм, понимаешь,
что от этих движений рук, раскладывающих ткань, от иглы, эту ткань пронзающей с тихим шорохом, от этих взглядов - на женщину сквозь женщину, от этого страдальческого лица человека, мучающегося при звуке откусываемого тоста или струйки воды, падающей в чашку, от победительной улыбки женщины, только что отравившей любимого мужчину, от подола, подшиваемого одновременно шестнадцатью руками, - от всего этого невозможно оторвать глаз... И невозможно пошевелиться, даже моргнуть, в страхе пропустить что-то невероятно важное, без чего картина уже будет не полной и не цельной...
И над этой историей, в общем-то не стоящей выеденного яйца, в которой по большому счету совершенно некому сопереживать, почему-то думаешь и думаешь бесконечно, открывая в ней все новые нюансы, и хочешь бежать снова смотреть, потому что кажется, будто самые главные нюансы ты пропустил, ибо пазл в одном микроскопическом моменте не складывается.
Смотреть это кино - чистое наслаждение, во всех буквально компонентах.
Потому что это изображение, и звуки, и метания вокруг потрясающего платья, тупая богатая обладательница которого совершенно этого платья не заслуживает, - все завораживает. Потому что счастье, написанное на двух маловыразительных лицах, когда обнаружено взаимопонимание и когда совершается дикая операция по захвату драгоценного платья и водворения его обратно в дом мастера, - это счастье сыграно так, что от него захватывает дух, и совершенно забываешь о собственно диком поводе к такому счастью.
Это кино нельзя просчитать заранее ни на миг, оно ведет тебя за собой само, и ты следуешь за ним, как дитя за Гаммельнским крысоловом.
Смотреть, как актер Дэниэл Дэй
Льюис сидит и мучается за завтраком от каждого постороннего шороха - как терпит до последнего, как внезапно взрывается раздражением, можно бесконечно. Эти мгновения великой актерской игры «ни о чем» вызывают восхищение на грани сердечной боли.
И то, как коротко, буквально на пару секунд задумывается псевдопростушка, любимая женщина маэстро (Лесли Мэнсвилл), перед тем как решиться отравить возлюбленного...
Вообще вся эта странная история «любви к трем апельсинам», снятая и сыгранная с такой потрясающей подробностью, с таким ощущением материи мира, с пониманием таких тончайших нюансов человеческой психологии, кажется мне чем-то близким к совершенству, почти как в античной или возрожденческой скульптуре, когда без каждого прорисованного гением пучка вен или бугорка мышц на теле Лаокоона или Давида все уже сразу будет не то и не так.
Мне доставляет ни с чем не сравнимое удовольствие смотреть, как толпа швей долго взбегает по крутой лестнице, как наверху их встречает маэстро, здороваясь с каждой по имени. И такое же почти физическое удовольствие доставляет слышать, как долго-долго цокают каблуки жестокой домоправительницы по паркету, и никому в голову не приходит сократить при монтаже этот ее проход...
Особенно все это заметно на фоне насквозь литературоцентричных «Билбордов» где у каждого эмоционального движения есть ясное и совершенно простое объяснение.
Актеры в «Билбордах»,
без сомнения, блистательно играют прекрасный текст прекрасного сценария. Но кино, на мой взгляд, состоит не из этого. Оно состоит из молчания, из нечаянных взглядов, из пальцев, теребящих ткань, из воздуха - из всего, от чего невозможно оторвать глаз.
Из слов все-таки состоит литература и ее можно почитать.
Мне непонятны оскаровские перспективы «Призрачной нити». Они какие-то тоже призрачные, что ли. Сегодня любят кино потолще.
Но кино «потоньше», покинематографичнее и похудожественнее на то и большое искусство, на то и тонкое, чтобы не заморачиваться этими глупостями сегодняшнего дня.
Оно, в общем-то, про вечное и адресовано вечности.
Земное и вечное 
