История создания
 Структура
 Организационные    принципы
 Персоналии
 СМИ о ПФК
 Кинопроцесс
 Мероприятия
 Статьи и проекты
 Премия ПФК
 Лауреаты
 Контакты
 Фотоальбом



  Кино должно быть разным, как жизнь  

Незадолго до праздника - Дня российского кино, который отмечается 27 августа, мы встретились с нашим сегодняшним гостем- кинорежиссером Кареном Шахназаровым. На прошедшем в Выборге кинофестивале «Окно в Европу» он представил спродюсированный им боевик «Решение о ликвидации». Фильм выбивался из линейки всех фестивальных картин - и конкурсных, и спецпоказов, - но это и привлекло к нему внимание. Тем более что в основе фильма - реальная операция ФСБ на территории Северной Осетии и Ингушетии, в ходе которой был ликвидирован самый опасный боевик Шамиль Басаев (в кино его зовут Шамиль Базгаев, чтобы подчеркнуть: снимали все-таки не документальное кино). С этой картины и начался наш разговор. 

- Признаюсь, меня немного удивил показ боевика в рамках «Окна в Европу». Все-таки нефестивальный жанр.

- Ну картину же показали не в рамках конкурса, а просто как премьеру. Это во-первых. Во-вторых, если бы посмотрели, какие картины принимают участие в Каннском кинофестивале, вы бы очень удивились - вплоть до «Трансформеров».

- Почему вам захотелось сделать это кино?

- Меня заинтересовала история одной из самых ярких операций, которые провела ФСБ. К тому же история очень кинематографична, тут придумывать ничего не надо было. И, на мой взгляд, получилась хорошая картина - динамичная, правдивая. Консультировали люди, которые непосредственно участвовали сами в этой операции, поэтому в картине есть та достоверность, которой многим фильмам не хватает.

В конце августа - начале сентября планируем сделать повторный показ этого фильма, есть соглашение с многими кинотеатрами. Мы привезли картину в Выборг, потому что я использую любую возможность показать фильм, в котором участвовал как режиссер или продюсер, и никогда не брезговал ни одним залом. Потому что, извините за банальность, смысл картина обретает, лишь когда она встречается со зрителем. И, наконец, выборгский фестиваль для меня много значит. Когда в 1993 году мы с Александром Бородянским сделали картину «Сны», она была практически запрещена, в ней увидели сатиру на Ельцина. А «Окно в Европу» - это был его первый год - дал картине главный приз. Конечно, тогда фестиваль не обладал таким весом, каким он обладает сегодня. Но все же я очень ценю то, что здесь, в Выборге, не побоялись отметить опальную картину.

- Из 27 фильмов, которые попали в конкурсы выборгского кинофестиваля в этом году, 9 сняли женщины. Ровно одна треть. Как вы относитесь к женской активности в кинематографе?

- Прекрасно. Мне вообще нравится, что женщины все больше занимают ведущие роли в нашем обществе.

- Но мне кажется, что, хотя женщины становятся более социально активными, в семье силен патернализм, если не сказать патриархат.

- У нас мужская страна, традиционная, и мне думается, это останется. Но это действительно не исключает того, что женщина будет все более успешна - и в бизнесе, и в политике. Но во взаимоотношениях с мужчиной она будет по-прежнему уступать. Это сидит где-то глубоко в самой нашей культуре. И мне кажется, что в принципе это правильно.

- Лично вы по тому же принципу выстраиваете свои отношения с женщинами?

- Наверное, бессознательно я главенствую. Но это не исключает того, что мне приятно общаться с женщиной, у которой есть мозги.

- Звучит сексистски, но вы - определенное поколение. А я тут читала интервью с одним очень молодым актером, который тоже отказывается в семье от паритетных отношений с женщиной.

- Здесь, к сожалению, большая путаница в наших российских мужских головах, особенно у молодежи. Притом что я - за то, чтобы мужчина главенствовал, прекрасно понимаю: мужчина должен иметь право на некое верховенство. Если ты ничего не делаешь, пьешь водку с утра до вечера, то какие у тебя основания претендовать на что-то? С какой стати? Только на основании чисто биологического факта: раз я мужик, значит, право имею? Вот это, мне кажется, неправильно.

А такая тенденция сейчас все больше проявляется - огромное количество молодых людей живут, как альфонсы, за счет женщин. Особенно, конечно, это очевидно в Москве, в Питере. Работай, давай, вкалывай, чего-то делай - и тогда ты имеешь право сказать своей подруге: «Я все делаю, деньги зарабатываю, так будь добра мне хотя бы борщ сварить».

- А может, если он хорошие деньги зарабатывает, лучше нанять домработницу, чем подругу приставлять к плите?

- Ну на «приготовлении борща» тоже строятся некие отношения.

- Еще немного о семье. Кажется, понятие «семья» в нашей стране не культивируется.

- Да, это что-то ментальное. Мы же странники, бродяги. Может быть, кстати, поэтому и страну такую большую состряпали.

- И поэтому дома никогда не строили «на века».

- Да. Потому что дети изначально хотят уехать. Кстати, еще с армии меня интересовало - почему так. Не знаю, как сейчас, а тогда в армию приезжали «покупатели» с соседних строек, милиция - вербовать: «После окончания службы давайте к нам». И - меня тогда это поразило - практически все ребята не собирались возвращаться домой. «А, в Братске завод какой-то строят, можно туда податься!» - и ехали в этот Братск. Сидит какая-то сила бродяжья в нашем человеке. Я много размышлял об этом и всегда думал, что это минус. А однажды подумалось - может, в этом есть и плюс?

- И какой в этом плюс?

- Во внутреннем ощущении свободы. Вот характерная история. Ехал как-то из Екатеринбурга по дороге, ведущей к Уралу. Слева от дороги - лес. Спрашиваю водителя, указывая налево: «А там что?». Он подумал и отвечает: «Там? Тихий океан». Но там же Сибирь, тайга, до Тихого океана лететь еще часов семь. Вот у него логика, вот ощущение пространства! Что-то в этом, согласитесь, есть...

И еще есть загадка, которую мне никто не может объяснить. Каким образом на всем этом гигантском пространстве сохраняется в единой чистоте язык. Ведь - задумайтесь - у нас нет диалектов. Максимум, что есть в русском языке, - говор: все эти «хг», «оканье», «аканье». В маленькой Голландии говорят на разных диалектах. А в России вы приезжаете в Читу, и там говорят на том же языке, который вы слышите в Петербурге. Хотя, казалось бы, чудовищно огромное пространство, веками никакой связи, слияние с коренным населением - неизбежно должны были появиться диалекты. А ведь нет! Задавал этот вопрос филологам, и никто не может по-настоящему аргументированно мне этот феномен объяснить.

- Однако вернемся к кино. 110 лет назад на свет появилась первая русская картина «Понизовая вольница». Сегодня она, разумеется, смотрится забавно - лодки барахтаются на озере, атаман Стенька Разин страшно гневается, княжна заламывает руки, он ее кидает в воду... С высоты сегодняшнего времени что скажете: мы можем гордиться российским дебютом?

- Еще как. В какой-то степени это выдающееся произведение. Оно на редкость выделяется на фоне того, что снимали европейцы в то время. Если присмотреться, то можно увидеть, что на артистах костюмы разбойников и княжны не просто напялены, в них есть определенный смысл. И я не помню аналогов в мире - чтобы вот так, на полном серьезе сняли первую картину на историческую тему. Потом, это сегодня съемки на воде - подумаешь, а тогда! Вы только себе представьте, что значит снять эпическое полотно, когда нет ни света, ни камер нормальных. Но ведь сняли картину. И она стала точкой отчета для российского кино.

- Я слышала, что очень востребован Музей кино на «Мосфильме».

- Да, приходят много людей. В год бывают более ста тысяч человек. Признаюсь, когда мы затеяли это дело, я даже не думал, что оно вызовет такой интерес. В свое время, глядя на огромную мосфильмовскую коллекцию - реквизит, костюмы, автопарк, - мы подумали: почему бы нам не сделать хотя бы небольшую экспозицию. Убедившись, что она пользуется успехом, решили сделать музей. Пришлось даже организовать экскурсионное бюро. Были еще более амбициозные идеи организовать кинематографические аттракционы вроде тех, что можно увидеть в тематическом парке Universal Studios Hollywood в Лос-Анджелесе - всех этих разрушающихся мостов, битв трансформеров. Но у нас погода не та. На «Мосфильме» туристический сезон - не лето, а осень, весна, поскольку приходят очень много детей, группы школьников. Так что аттракционы у нас не проходят.

- Неужели школьникам интересно рассматривать «Волгу» из «Бриллиантовой руки» и «Берегись автомобиля» или костюмы Труса, Балбеса и Бывалого? Они ведь, по существу, не знают «доисторическое» советское кино.

- Видимо, советское в отличие от современного российского все-таки знают. Я так понимаю, свою роль играет кинопрограмма для школьников «100 фильмов» - какие-то школы ею пользуются. Потом, на «Мосфильм» каждый день приходят десятки писем со всей страны с просьбой дать для показа какой-нибудь советский фильм. А раз просят, значит, кто-то смотрит. И в том числе дети.

- Это ностальгия или попытки самоидентификации? Почему мы возвращаемся и возвращаемся к фильмам вроде ленты «Офицеры»? Вряд ли притягивает только история двух друзей, ставших генералами...

- Я не связываю это с ностальгией по СССР... Какие-то фильмы может быть любопытно смотреть как признак времени. Но то кино, к которому мы так любим возвращаться спустя годы и годы, оно ведь обладает не просто исторической ценностью, а является своего рода убежищем от современной жизни. Пусть это самообман, но все же. В тех картинах присутствует внутренний этический принцип, сейчас его нет. Поэтому нет никакой морали и нравственности, нет никакой реальной идеи, и современный мир фрагментарен и раздроблен. В результате в современном искусстве и у нас, и на Западе можно отмечать лишь отдельные интересные работы.

- Но ваша картина «Мы из джаза», которая вышла на экраны ровно 35 лет назад и которую до сих пор с удовольствием смотрят, вовсе не идейная.

- А дело не в том, «идейная» она или нет. В советском обществе была идея, очень мощная. В принципе абсолютно религиозная. Когда вступал в Компартию, читал кодекс строителя коммунизма. Сегодня его воспринимаешь как обряд вступления в какой-нибудь христианский орден. Эта глобальная идея гуманизма проникала во все, что бы мы ни делали, даже в эстрадные песни и уж тем более в кино.

Сейчас нет таких картин, как «Офицеры». Вот, допустим, на кинофестивале «Окно в Европу» много молодых, разве они стали бы снимать такое кино? Нет, потому что им либо это неинтересно, либо они боятся, что определенная, пусть и малочисленная, часть общества воспримет это отрицательно. И кого волнует, что простой зритель очень любит именно такое кино?

- Неизживаемый снобизм...

- Абсолютно. Единственно - советская власть его все же регулировала. «Будете снимать «Офицеры», товарищ Роговой». И все, разговор закончен. Не знаю, может, лично режиссеру вся «офицерская» история не нравилась, но «партия сказала: надо»...

Однако замечу, что меня просят «отпустить» на гастроли не только фильмы «для народа», но и Тарковского... Кстати, вся эта ситуация разрушает иллюзию важности бокс-офисов, кассовых сборов, которые захватили воображение при оценке кинопроизведения. Не сомневаюсь, что бокс-офисы нужны, но напомню, что фильмы Тарковского не были рекордсменами проката. Но если полюбопытствовать, сколько же в итоге Тарковский снял, то оказывается, что его картины в итоге собрали больше, чем реальные рекордсмены проката на короткой дистанции. Только о тех уже никто ничего не помнит, а Тарковского смотрят и изучают в киношколах. Так что бокс-офис важен, но он не должен быть основным критерием оценки того или иного фильма.

- В чем главная проблема нашего кино?

- В том, что оно не показывает жизнь во всем ее разнообразии. Даже видеоряд ужасно одинаков. Глядя современное российское кино, очень трудно понять, чем живет наша страна. Как, кстати, и из нашей литературы - она слишком многословна, запутана, претенциозна. Ее читаешь — и ничего не узнаешь о жизни.

- И уж точно сегодня не узнаешь из кино о школьной жизни. Раньше было замечательное школьное кино - «Дневник директора школы», «Доживем до понедельника». Сейчас разве что о Гай Германике с сериалом «Школа» можно говорить... Вы как руководитель киноконцерна думаете об этом?

- Думаем. Но еще одна проблема нашего кино - отсутствие хороших сценариев. И опять же, современная литература не дает материала для кино. Советские писатели - Тендряков, Шукшин, Трифонов, Абрамов - их легко было экранизировать. Американские писатели пишут, изначально рассчитывая на то, что их книгу перенесут на экран. И в результате американское кино на литературе и держится.

- Карен Георгиевич, вы не хотели бы снимать байопики, биографические фильмы? Например, про Толстого. Вы сняли «Анну Каренину», неужели не возникло хотя бы микрожелания разобраться на экране: какой же он был, Лев Толстой?

- Я с удовольствием читаю биографические книги, но снимать... Вот замечательные книжки написали Павел Басинский - «Лев Толстой: бегство из рая» и Дмитрий Быков - «Тринадцатый апостол. Маяковский». Но как-то в голову не приходило делать байопик... Мне кажется, что кино слишком поверхностно для таких тем.

Елена Боброва, "СПб ведомости"

Фотоальбом
Разработка и поддержка сайта УИТ СПбГМТУ                 Copyright © 2006-2024. ПФК. All rights reserved.