Новый фильм Джима Джармуша, увы, встречен большинством критиков с разной степенью разочарованности. Хотя, казалось бы, возвращение режиссера к реальности после эсхатологической картины из жизни вурдалаков, требовало к себе большего сочувствия... Здесь два отклика на новую работу замечательного художника.
***
Джармуш смотрит в зеркало
В городке Патерсон, Нью-Джерси, живет молодой мужчина по фамилии (или имени?) Патерсон (Адам Драйвер). Каждое утро он отправляется на работу: водить рейсовый автобус. Каждый день он съедает бутерброд с видом на живописный водопад. Каждый вечер он ужинает с красавицей женой (или подругой?) Лорой (Голшифте Фарахани), выгуливает английского бульдога и выпивает одну кружку пива в баре, перекидываясь парой слов с барменом и завсегдатаями. Кроме того, Патерсон носит с собой блокнот и записывает туда стихи, которые сочиняет.
Творчество — это дисциплина, прилежание, скромность и рутина. Это одна из главных идей «Патерсона». Вот уже тридцать семь лет — чуть больше, чем главному герою, — Джим Джармуш по утрам просыпается и идет (не буквально, конечно) снимать кинофильмы.
Один из самых признанных режиссеров современности, он с успехом работал в разных странах с талантливыми знаменитыми людьми. Делать про это фильм было бы, конечно, неправильно, нескромно, поэтому его альтер эго — пролетарий из провинции, который водит автобус; Джармуш чувствует с ним духовное родство и одобряет его маленький ежедневный героизм, его отсутствие амбиций, его незаметный миру творческий поиск. Вероятно, он даже немного завидует ему: простая жизнь, простые радости. На книжной полке Патерсона рядом с томиками стихов и «Бесконечной шуткой» (которая так выложена, что ее трудно не заметить) стоит еще, например, «Уолден» Генри Торо, интеллектуальный манифест о прелести физического труда и жизни в хижине вдали от суеты.
Превращение с возрастом из голоса поколения в надутого, витающего в облаках позера — очень распространенная история, но в случае Джармуша это выглядит как-то особенно обидно. Обладатель острого слуха и уникального голоса, однажды он перестал снимать фильмы о людях и стал снимать о творчестве.Центральной темой позднего Джармуша оказалось противостояние воображаемого мира художников, поэтов, музыкантов — и мира реального, с его жестокостью, коррупцией,
экономической депрессией: самым буквальным образом они схлестнулись в «Пределах контроля», но и «Выживут только любовники», конечно, про это (да и «Кофе и сигареты», если подумать). Иначе говоря, вместо того чтобы смотреть в окно, Джармуш начал неотрывно смотреть в зеркало — где с каждым годом, как все мы знаем, интересного все меньше.
«Ищите поэзию в повседневном», — говорит Джармуш в «Патерсоне». Когда-то, особенно в своих первых фильмах в 80-е, Джармуш об этом не говорил — он молча ее находил. И ленивым, как будто случайным движением выплескивал на экран. Сегодня стихи появляются на экране, написанные аккуратным почерком, да еще озвученные приятным голосом Драйвера, да еще с мечтательной музыкой, да еще с наплывами: женское лицо, струится вода, перо бежит по бумаге. Что-то такое ожидаешь увидеть на канале «Культура» в передаче про Пушкина.
В остальном это больше похоже на сайт AdMe: коллекция всего милого, креативного и заставляющего необременительно задуматься. Особенно в этом смысле удалась героиня Фарахани, домохозяйка с сильным творческим началом, в которой гармонично соединились идеалы разных эпох.
С одной стороны, она готовит интересные ужины, понимает мужа с полуслова, поддерживает его и вдохновляет, а с другой, живет собственной духовной жизнью: оформляет интерьер их скромного жилища черно-белыми орнаментами, печет расписные капкейки и планирует стать кантри-певицей. Нельзя не отметить и собаку. Интересно, стал бы Вим Вендерс (тоже сошедший с ума, но совсем по-другому) дарить молодому Джармушу пленку, если бы знал, что тридцать лет спустя тот четверть фильма будет разглядывать очаровательного бульдожку.
Герои «Патерсона» живут в той же альтернативной вселенной, что и герои «Таинственного поезда», или «Ночи на Земле», или «Пса-призрака»: слегка потерянные люди на пустынных улицах, где каждый встречный, включая девочку в розовой курточке, может поддержать разговор о поэзии, из воздуха может соткаться мистический японец, а близнецы, упомянутые в первой сцене, будут впоследствии появляться за каждым поворотом. Но магия, которая во всем этом была, куда-то испарилась — остался набор приемов из прошлого века, вызывающий в основном неловкость. Поскольку Патерсон — водитель, на переднее сиденье ежедневно садятся два человека и ведут как бы забавный разговор (женщины, итальянские анархисты, Рубин Картер), который он слушает, доброжелательно поводя ушами. В баре по вечерам — маленькая любовная драма в нескольких сериях и мудрый чернокожий старик-бармен с шахматами. «Эх, сегодня мне надерут задницу». — «А с кем ты играешь?» — «С самим собой». Джармуш делает паузу для аплодисментов; бульдог привязан на улице, поэтому выразительно перевести камеру на его печальную морду (как режиссер делает в дюжине других сцен) не получается.
Нынешний Джармуш проповедует
культурный эскапизм, пассивный культурный резистанс: смотри на ручеек, читай книжку, пиши стихи — и все будет хорошо. Довольствуйся малым. Увидь в нем красоту. Ешь, молись, люби. Он всегда был кумиром пошляков (не только их, конечно), но сам пошляком не был. Однако в последнее время его буддистский стоицизм превратился в какое-то уютное рок-н-ролльное мещанство, странное сочетание сенильности и инфантильности. Кажется, он и сам это понимает: если стихи Патерсона написаны глубоко пожилым поэтом Роном Паджеттом, то стихотворение девочки в розовом сочинил сам режиссер. Патерсон отказывается носить мобильный телефон, потому что — ну разумеется — «он будет чувствовать себя на поводке». Но, возможно, Джармушу пришло время переместиться туда, куда давным-давно переехали все многочисленные любители находить поэзию в повседневном: в Tumblr или инстаграм.
Станислав Зельвенский, "Афиша"
***
Бодхисатва из Нью-Джерси
Патерсон живет в Патерсоне. Патерсон – это городок такой в США, в Нью-Джерси. А другой Патерсон – это молодой человек, которого играет Адам Драйвер в новом фильме Джима Джармуша.
Год назад Драйвер запомнился нам своим драйвом в новых «Звездных войнах», где он сыграл юного неврастенического темного властелина Кайло Рена – одну из самых противоречивых и интересных фигур в фантастическом цикле.
У Джармуша Драйверу приходится играть полную противоположность. Даже с трудом в голове укладывается, как это он умудряется быть настолько разным… Здешний герой – меланхолический, задумчивый, мечтательный. Сколько-нибудь бурно он проявит эмоции разве что в одном-единственном эпизоде. Напрашивается каламбур с фамилией актера: здесь он драйвер. В смысле, водитель автобуса.
Каждое утро Патерсон просыпается, целует
сонную красавицу жену (иранская актриса Голшифте Фарахани), ест хлопья и отправляется на работу. Каждый вечер он возвращается домой, беседует с женой о новом дизайне квартиры или о конкурсе капкейков, терпеливо выгуливает бульдога, заходит в бар, пропускает кружечку за разговором с барменом… День за днем. А «в шорохе часов неторопливом украдкой время к вечности течет».
Улицы Патерсона, на которые выводит автобус Патерсон, – такие же похожие одна на другую, как и дни его жизни, тихие и поэтичные. Неудивительно, ведь город (об этом упоминается в ленте) – родина больших американских поэтов Аллена Гинзберга и Уильяма Карлоса Уильямса.
Патерсон – тоже поэт. Это – главное в фильме. Специально для фильма Джармуша стихи написал еще один крупный американский лирик – Рон Паджетт.
Но Патерсон – поэт, никому не известный. Пишет он для себя и для жены или вообще ни для кого, в стол. Никаких амбиций.
Строчки всплывают на экране, мы слышим задумчивый,
хрипловатый тембр Драйвера, который размеренно произносит их. О самых простых вещах. О дожде, о триллионах молекул, о спичках с синими головками, о любви. Когда б вы знали, из какого сора… Я научилась просто, мудро жить… В общем, паттерн «Патерсона» (учитывая все отсылки к американскому дзену – вплоть до появления таинственного японца в конце) – это житие такого анонимного бодхисатвы из Нью-Джерси; того, кем немножко хотел бы стать и сам Джармуш.
В какой-то момент это начинает тревожить. Фильм идет два часа. Джармуш никуда не торопится, как и его герой. Он раз за разом демонстрирует нам, как надо растворяться в красоте повседневности, как надо медитировать за рулем своей жизни. Терпеливо показывает, раз десять за фильм, пары близнецов, которых встречает Патерсон. Это значит – надо, как герой, учиться находить поэзию в крошечных различиях, в мелочах, в нюансах. Над флегматичной миной бульдога и фантазиями миленькой веселенькой жены следует умиленно смеяться.
На первых минутах показалось было, что у Джармуша
настала вторая молодость и он вернулся к раннему своему про обычных людей на задворках Америки – не вампиров, самураев и ковбоев. Но разница и правда в нюансах. Все, кажется, просто и печально – тот Джармуш был юный, чувствительный и сочился поэзией. Тридцать лет спустя Джармуш – торжественный, многозначительный, довольно сентиментальный. Вместо того чтобы извергать из себя поэзию – он изображает ее. Похожая вещь произошла с его другом – великим панком Игги Попом, про которого Джармуш недавно снял документальное , такое же пресное. Игги не слишком давно приезжал в Петербург и даже ловко скакал по сцене полуголый. Но смотреть, как это делает пожилой усталый мужчина – не из озорства и не от избытка драйва, а по привычке, – как-то неловко.
Поэзия Патерсона 
