В прокат выходит «Мектуб, моя любовь» Абделлатифа Кешиша. В новом трехчасовом фильме, полном обнаженных молодых тел, беспечной болтовни, пива и танцев, режиссер знаменитой «Жизни Адели» возвращает зрителей в 1994 год, в панъевропейский рай, когда казалось, что большая история ушла на каникулы.
Не очень удачливый пока обитатель Парижа, будущий сценарист Амин (Шаин Бумедин) приезжает на побывку к родителям в приморский Сет (между Марселем и Тулузой, кус-кусом и барабулькой) и погружается в теплую вселенную щенячьего эротизма и пляжных удовольствий. Он сохнет по Офели (Офели Бо), которая вообще-то ждет жениха-парашютиста из Ирака. Но довольно быстро узнает, что помимо ожидания суженого девушка увлечена еще и интрижкой с его кузеном Тони (Салим Кешьюш), о которой, кажется, догадываются все, но делают вид, что ничего не происходит. Тони, в свою очередь, голосует за любовь без обязательств и умело подкатывает ко всем притягательным барышням в зоне видимости.На море, в семейном тунисском ресторане, в баре, на дискотеке.
В глазах Амина кузен — счастливчик, умеет рассмешить, пригласить на свидание. Он танцует, смеется и, кажется, знает, что именно ему нужно от жизни, а вот Амин, наоборот, не знает. И по ночам вползает в совсем другое кино: например, пересматривает «Арсенал» Довженко — чем расстраивает даже свою маму.
Знаменитая довженковская сцена с «веселым» газом и эйфорией умирающего немецкого солдата дана Кешишем пространной, хоть и не очень точной цитатой (он перемонтирует классика). Она подытоживает первый час фильма: в противовес черно-белой экзальтации смерти фильм Кешиша пропитан энергией юности и эйфорией любви (и в этом смысле, конечно, гораздо уместней был бы просмотр жизнелюбивой «Земли»).
«Мектуб» — проект с длинной и сложной биографией, и, как вынуждены подчеркивать едва ли не все критики, он предельно важен для режиссера. Одна из циркулирующих вокруг фильма легенд гласит, что ради завершения картины Кешиш выставил на торги свой главный режиссерский трофей — «Золотую пальмовую ветвь», полученную за «Жизнь Адели». В 2013 году это решение жюри под руководством Стивена Спилберга выглядело бескомпромиссным и смелым — и столь же смелым сегодня, спустя год после венецианской премьеры «Мектуба», кажется новый фильм Кешиша.
«Мектуб» вступает
в своеобразный диалог с «Жизнью Адели» — фильмы сближает не только хронометраж (фестивальная версия «Мектуба» длилась больше трех часов, кинотеатральную подрезали минут на десять) или степень эротической откровенности. По поводу «Жизни Адели» в прошлом году на «гендерной» волне высказалась Лея Сейду, которая заявила о чересчур плотоядном подходе режиссера к съемкам постельных сцен. В случае с «Мектубом» Кешиш как будто нарочно нарывается на упреки в «мужском взгляде», которым камера окидывает молодых актрис. Даже в диалогах — заметим, довольно пространных — этот самый взгляд нет-нет да скользнет вниз, чтобы осмотреть чей-то притягательный зад, а шорты Офели едва ли смогут снискать одобрение современных пуритан, яростно искореняющих всякую возможность для сексуальной объективации. И это вполне дерзко даже для состоявшегося классика, которому не нужно больше сверяться с фестивальной конъюнктурой.
И все же оправдание этому буйству плоти найти нетрудно: действие фильма разворачивается в 1994 году, когда политологам и культурологам казалось, что большая история умерла, тотальное освобождение растопило самые устойчивые политические и общественные системы, и утопия общего космополитического счастья начала казаться возможной в реальности. Недаром и оригинальное название фильма вместило в себя слова сразу на трех языках: арабское
«mektoub» («судьба», «предначертание»), безродное английское «my love» и итальянское «canto uno». То есть это всего лишь «песнь первая», и будет еще вторая, нужно только подождать — в ней расскажут, смог ли Амин устроить фотосессию «ню» с вожделенной Офели или все-таки нет?
Призрак утраченного панъевропейского рая 90-х — без тотальной боязни беженцев и исламской угрозы — бродит по экрану «Мектуба», беззаботно счищая с визуального материала накипь привнесенных метафор и смыслов. Хочется не думать, а просто дышать этим сладким дурманом ностальгии. Это, конечно, фильм не только об эротическом вожделении автора, как его трактовали многие критики, хотя молодые актрисы вверяют Кешишу свои тела беззаветно. Но и о том, что тело и его желания способны быть основой драматургии — красивая улыбка и красивая фигура ценны сами по себе. Иногда тело всего лишь тело. В середине фильма главный герой снимает роды овцы — тоже не как метафору, а как интересующий его феномен жизни как таковой. Рожающая овца — одно из ее проявлений, не менее ценное, чем другие. Полезно попробовать взглянуть на «Мектуб» именно таким взглядом — вне всяких пояснений и попыток интерпретаций — как на телодвижение. И увлечься хореографией камеры и монтажа. В этом случае назойливая «порнографичность»
«Мектуба», три часа которого заполнены беспечной болтовней, пивом, мелкими дрязгами и танцульками (финальная сцена на дискотеке длится около 25 минут и на самом деле ничего не заканчивает), наконец обретет смысл. Простой, как удары сердца или наполнение легких, но крайне эффектный.
Доказательство жизни 
