Режиссер Юрий Быков снял хорошо принятые фестивалями "Дурака" и "Майора". А потом случился сериал "Спящие", после которого Быков объявил, что уходит из кино. Я пришла поговорить об этом.

На столе лежала кем-то подаренная книга. Толстая, надо сказать. «Краткая история человечества». Любопытство было выше приличия – я взяла ее в руки полистать. Эта книга смешала все мои карты, и разговор с Юрием Быковым получилось не о кино, а о человеках.

− ...Эта книга развенчивает миф о том, что человек уникальное существо, рассматривает его как этапное.

− Вы согласны с тем, что человек не уникален?

− Конечно. Что, камень где-нибудь на поверхности Плутона не уникален? На самом деле мы ощущаем свою уникальность только оттого, что нам хочется этой уникальности. Но иерархия ценностей существует только в голове человека. Вселенной абсолютно все равно: что камень, что человек. Мне кажется, что и богу, если он есть, тоже все равно, ему важно все целиком...

Сейчас главное другое. Человечество, начиная с эпохи наскальной живописи, находилось в одном и том же состоянии религиозного мироощущения. А мы оказались в переходном цивилизационном периоде, очень сложном, мучительном, опасном. Мы начинаем отказываться от необходимости присутствия в нашей жизни отца, который нас любит, который лучше нас все знает, и который нами управляет. Мы постепенно переходим в состояние бескрайнего бесконечного одиночества во вселенной.

− Печальное следствие взросления.

− Да, конечно. Могу ошибаться, но, по-моему, Фрейд однажды заметил, что самое взрослое состояние – это расписаться в собственной беспомощности осознать смысл бытия и смириться с тем, что нужно просто изучать и развиваться. Единственное, что мы можем сделать: признать, что никогда при жизни не узнаем досконально, как все устроено. Нам дано лишь расшифровывать те или иные законы природы, позволяющие нам более-менее адаптироваться к окружающей среде. И вот это воинствующее осознание простоты того, как все устроено, и одновременно ощущение стены, за которую мы никогда не заглянем, – вот это самое страшное.

− Почему же? Может, есть  истина в надписи на базальтовой скале в Египте, которой, говорят, много тысяч лет: «Когда человек узнает, что движет звездами, сфинкс засмеется, и жизнь на Земле иссякнет».

− В любом случае в воздухе витает ощущение финиша. Потому что непонятно: оно все зачем? Простейшая ассоциация со смыслом жизни – это героизм: «Я пришел сюда, чтобы...». А современные знания по физике, химии, антропологии говорят нам, что «чтобы» – это вообще глупость. Все − «незачем». Единственно «зачем» – это получение радости. Но мы уже поняли, что невозможно безнаказанно для организма получать эту радость в неограниченных количествах - сидеть на героине и на антидепрессантах, например. Мы вынуждены существовать в трезвой реальности, из которой пытаемся тем или иным способом выхватывать крохи серотонина и эндорфина. Прежде отсутствие радости большую часть жизни люди оправдывали первородным грехом, тяжёлой дорогой к свету. Как у Тарковского в «Жертвоприношении» Ходишь, поливаешь куст, год-два, и вдруг он, наконец, расцветает – и ты от этого получаешь радость. А сейчас этого куста нет, нет цели... Можно до бесконечности детализировать материю, законы природы – думаю, у нашего мира еще огромный потенциал для изучения, - но главное мы поняли: все это «незачем».

− Остается надеяться, что прав был Вернадский со своей идей ноосферы.

− Возможно, есть теории, которые формируют переходы цивилизации из одного состояния в другое. Но это лишь теории.

Я со своим абсолютно христианским сознанием, думал, что я пришел в эту жизнь, чтобы победить зло, принести себя в жертву. На этой энергии альтруизма я и сделал свои предыдущие работы. Сейчас понимаю, что структура бытия другая. В основе взаимодействия с окружающей средой, с тебе подобными – собственный интерес. То есть по большому счету ты окружаешь себя комфортными для тебя людьми, вещами, идеями. И от этого осознания тотального эгоизма становится скучно. Пропало ощущение сказочного смысла. Помните, как опять же у Тарковского в «Сталкере»: «Нет никакого Бермудского треугольника. Есть треугольник а-бэ це, который равен треугольнику а-прим бэ-прим це-прим… Вы чувствуете, какая унылая скука заключена в этом утверждении? Вот в средние века было интересно. В каждом порядочном доме жил домовой, в каждой церкви – бог. Люди были молоды, а теперь каждый четвёртый - старик…»

Но интересно еще вот что – откуда у человека это ощущение скуки? Если то, что мы обнаружили с развитием цивилизации правильно, то почему нам так тоскливо от этого? Почему это знание нас не освободило? Почему мы, пребывая тысячелетия в иллюзии, открыли мир, как он есть и не стали счастливыми, а обнаружив, что иллюзия – это иллюзия, стали несчастными. Почему? Если знание - это глобальный обман господа бога, то это, конечно, издевательство.

− А если испытание?

− А если это путь к чему-то большему, то хорошо. Хочется на это надеяться… Но это вряд ли… Западная (более развитая) цивилизация пытается подойти к этой проблеме прагматично, она говорит: «Просто живи, наслаждайся моментом. Путешествуй, ешь, танцуй, любви...» Короче говоря потребляй, пока дают…

− Возделывай свой сад...

− Скучно без большого смысла…

− По этому поводу Светлана Алексиевич как-то заметила, что «у нас в подсознании живет коммунизм... Нам ближе романтическое, героическое, и скучно там, где реальность, прагматизм». Иначе говоря, нам интереснее строить БАМ, чем возделывать свой сад.

− Это и правда так. Вот представьте. Один и тот же забор – по одну сторону европейская часть, по другую – наша. Заходит солнце, невероятной красоты пейзаж. На нашей части мужик лежит под облезлым кривым забором, смотрит вдаль и тоскует, попивая водку. А европеец красит. «Чего пьёшь? Почему не работаешь!» – спрашивает европеец нашего мужика. А тот: «Да какая разница, ты мне скажи: “Бог есть или нет?”»

И я думаю: а может быть вопрос «зачем» – это признак болезненности сознания? Может быть, человеку отведена какая-то локальная зона мышления, и, выходя из нее, мы нарушаем запланированное? Задал вопрос «в чем смысл жизни?», будешь несчастным. Не лезь. То есть по сути - мы не отличаемся от мышей, кроме как большей сложностью тех же потребностей… Но, а как же тогда гении от Евклида до Башлачева? Они мыслили, развивались, но, получается, были – обречены на несчастье? Помните яблоко с древа познания? Но ведь ты же не сам себя заставляешь размышлять, мучиться вечными вопросами. Это же не твой свободный выбор - тебя таким создали, как вид. Опять насмешка какая-то…

− Вы, кстати, любопытный в этом смысле «экземпляр». Среда, в которой вы росли, явно не предполагала, что станете кинорежиссером.

− Я должен был быть слесарем или шофёром - это правда. Такие «сбои» происходят в реальности. Ни в коем случае не сравниваю себя с Чеховым, но я был поражен, когда впервые увидел маленькую комнатку таганрогской избушки, в которой он родился. Как же бог неожиданно поступает. Хочется верить, что в этом есть какой-то высший смысл.

− Судя по соцсетям, вы любите паломничать по писательским местам – то в Таганроге были, то на родине Шолохова, то в шукшинских краях… Чего вдруг?

− Любопытно просто. Как жили эти люди, что их питало. Что касается Шолохова, то он абсолютный антипод Чехова в отношении малой родины. Если Антон Павлович хотел вырваться из периферии, то Шолохов наоборот, сказал себе раз и навсегда: «Нет, это место, где я родился, и я останусь здесь». Интересная личность. С одной стороны, писатель, вынужденный играть по идеологическим правилам, с другой стороны – человек, который ощущал, как мало кто из его коллег, мощь природы, не вписывающей ни в какие идеологемы. Шолохов был казаком во всех смыслах, а это, не забывайте – беглые люди во времена глухого крепостного права, люди, которые смогли сказать себе однажды: «Я имею право на другую, свободную жизнь». И там, в станице Вёшенская чувствуется, что казачество - это дерзкое общество, и в то же время архаичное, которому никогда не навязать современную идеологию. А ведь мы все сегодня находимся перед жутким выбором − между прогрессивным глобализмом и архаичным консерватизмом.

− Вы же только что рассказывали про иллюзии… Или как говорит Невзоров, это все игры приматов.

− Мне кажется, Невзоров «троллит». Во всяком случае, отказаться от этих игр нормальному человеку очень трудно. Ведь тогда мы должны сказать себе: «Уже не имеет значения, на каком языке мы говорим, кто наши родители, где мы родились». Представляете, какое количество людей скажет: «Да пошли вы на!..» Вообще сейчас логические доводы уже не действует. Есть только любовь к той системе ценностей, которая в тебе отзывается. Одни любят архаику – березы, степь, частушки, а другие говорят «К чёрту скрепы! Дайте глобальный мир и полную свободу выбора!!!» На основе этого идеологического конфликта – «глобальный ли у нас мир или мир локальный» − однажды начнется война, я уверен. И не потому, что на чьей-то стороне есть правда, а потому что одни хотят жить так, а другие – этак.

А я вот, как шолоховский Гришка Мелехов завис между красными и белыми. «За кого я?», «Против кого я?». В какой-то момент показалось, что нашёл. Поэтому пытался написать что-то про события на Украине, и сериал «Спящие» – это попытка сохранить те самые скрепы. Мне казалось, что сделка с совестью художника «ради своих» до какой-то степени возможна. Не получилось. Когда я понял, что моя идея не работает, а порождает еще большее зло, я решил демонстративно покоятся, что в общем-то было не менее пошлым, чем причина покаяния. И в итоге сейчас я достиг третьего, очень печального состояния. Я понял, что обманул: и либералов, и консерваторов, и обычных людей.

− Вы бы хотели глобального мира или локального, чтобы все по своим «деревушкам» сидели?

− Я бы хотел, скажу, как на духу, вернуть ту картину мира, которая у меня была в юности, ощущение, что мир надо спасти, принеся себя в жертву. Когда есть безусловные понятия «родина», «родители» «ценности», понятно, что такое хорошо, а что такое плохо - жить тяжелее, но проще. Я отдаю себе отчет, что мир гораздо сложнее, но у меня были идеалистические комфортные мне амбиции. Я вырос без отца, и заменил его богом, общался с ним напрямую, чувствовал себя пророком. А сейчас у меня бога забрали, объяснив, что - это психическая компенсация. «Прими мир, таким, какой он есть, живи и просто наслаждайся жизнью». Но я так не могу, не умею. Мне скучно…

− Не обязательно же сибаритствовать. Можно просто помогать кому-то – делом и словом. Вон, к вам только что подошел молодой человек, за советом. И сколько таких молодых людей, которые ищут паттерн.

- Когда я общаюсь с людьми, иногда думаю: рот разговаривает, голова формулирует, а чувства... Я Думаю, что я колоссально закрыт и общаюсь ради тщеславия, а не ради проникновения в людей. Все, чем я занимаюсь, все это ради того, чтобы «памятник себе воздвигнуть нерукотворный». Меня, видимо, настолько в детстве недолюбили, что теперь не любви даже ищу, а поклонения. «Я вам докажу, что я для вас бог, вы еще придете кланяться на мою могилу» - вот цель всех моих действий, видимо. Я всю жизнь жил ради себя, ради того, чтобы построить для себя пьедестал и встать на него над другими. Избавиться от этого, выплюнуть из себя, извините за выражение, выблевать – вот это самая главная моя задача. Потому что доверия ко мне сейчас очень мало, и я это понимаю. Хотя и общество наше к открытости не располагает… Короче, долог и тяжел путь из ада к свету.

− При этом вы не готовы отречься от всего и уйти в монастырь.

− В монастырь мне нельзя, я уже не верю.

− Тогда вам стоит поехать в Лурд, ей богу. В фильме-путешествии Познера-Урганта по Франции, был сюжет, в котором один волонтер, банковский служащий рассказал, что он каждый год приезжает в Лурд в отпуск, чтобы помогать страждущим.

− Возможно, вы правы. Потому что я бесконечно сосредоточен на себе, в высшей степени эгоистичен. Но такое самоназначенное послушание тоже вызывает у меня скепсис. Что-то в этом есть - искусственное.

− Тогда почему сняли «Дурака», «Майор», почему снимаете «Завод»? Не эгоистическое, а напротив, социальное кино? Тому, что вы сейчас говорите про себя, скорее ближе «Полеты во сне и наяву»...

− Когда выбираешь тему, которая  касается многих других - это же хитрый ход. Таким образом я, видимо, старался прослыть пророком на широкую аудиторию. Да, я был бесстрашным и честным, но любви во мне не было никогда. Всё, что я делал, я делал от злости, от мести, от гордыни. Сценарий «Завода» был написан 3 года назад. По сути, я снимал картину, наполненную той энергией, которая была у меня, когда я задумывал «Майора» и «Дурака». Сейчас бы я взялся за совершенно другую тему. Просто кино − длительный процесс. Иногда ты перерастаешь конкретную картину к тому моменту, когда появляется возможность её сделать, а процессы уже запущены.

− А что случилось, собственно, с вами. Почему произошла трансформация. Ведь не отлучение от «Время первых» так повлияло на вас?

− Все произошло после «Спящих» По законам физики любая частица в пространстве притягивается либо к одной массе, либо к другой. Я пробовал стать частью просвещённой элиты - но она в основном надо мной посмеивалась, даже не смотря на мои оппозиционные мысли и фильмы. «Быков снимает свои фильмы топором, делает вид, что социален» - писала критика. Я просто боялся показываться в тусовке, постоянно ловил ухмылки, издёвки от коллег, продюсеров, киноманов. В какой-то момент меня привлёк опыт Прилепина, который будучи талантливым человеком и убеждённым русофилом, искренне противопоставил себя либералам и прогрессивной интеллигенции. Я подумал, если не принимает светское общество, стану героем из народа, выступающим за язык, традиции, простых людей и родину. К тому же после ухода с «Времени Первых» я решил, что со мной больше никто работать не будет. Всё-таки уволили Миронов и Бекмамбетов. А тут сам Бондарчук предложил такую резонансную тему «Либералы-предатели» Я до сих пор до конца не понимаю, чего больше было в моём решении - злобы или расчёта. Я ведь просто мстил за то, что меня не приняли. И получил то, что заслужил, любой озлобленный, обиженный и не очень умный человек… Полное одиночество…

Сейчас я осознал, что, бессмысленно бегать и искать своих, пока ты не понял, что ты сам из себя представляешь? Пока ты не равен самому себе. «Спящие» - колоссальный опыт самообмана. Надо жить безо всяких иллюзий: осознать свои проблемы, своё тщеславие, понять, что ты не помогаешь людям, а хочешь сделать из себя пророка, юродивого, кого-угодно, только не настоящего человека. Когда я себе в этом признался, мне стало страшно, что я из этого ада не выберусь. Но другого выхода нет. Придётся жить дальше и работать над собой.

− Вы ощущаете свое тотальное одиночество, но при этом «Завод» − очень многолюдное кино, в отличие от других фильмов, где герои – одиночки.

− Просто мне захотелось, чтобы в  фильме было много точек зрения. Чтобы не получилась однобокая история. Рабочие, недовольные властью, власть, недовольная рабочими, революционер, ненавидящий власть и считающий народ быдлом. Очень полифоническая история. Получился, скажу честно, винегрет. Потому что написано одним Юрием Быковым, снято - другим, а смонтировано - третьим. Боюсь, что картина не будет до конца органична. По жанру - это почти боевик, по содержанию – абсолютно социальная даже философская драма.

− И вы не боитесь в этом признаваться?

− Человеку, который чуть не умер от собственного вранья - боятся нечего. С другой стороны – картина вышла очень динамичной. Она невероятно жесткая, плотная. По сути - это бой. В этом смысле я не боюсь, что зрителю будет скучно: в фильме есть и перестрелки, и драки, и конфликтные диалоги. В смысле динамики даже хлеще, чем «Майор» и «Дурак». А вот, что касается более тонких вещей, выводов, тематики - тут сложнее… Возможно следующий фильм «Сторож», запланированный после «Завода» будет более собранным и осмысленным высказыванием.

− О чем он?

− В старом закрытом санатории, под снос, работает сторожем отшельник. Туда пребывает пара – муж и жена. Они в бегах. Сторож их укрывает. Выясняется, что у всех троих на душе грех, который они не могут себе простить. Из-за этого их жизни сложились крайне несчастливо. Они постепенно приходят к пониманию, что им придется искупить этот грех любой ценой.

Вот эта идея больше отвечает моему состоянию сегодня.