Это вторая картина известного голландского режиссера Йоса Стеллинга (его «Иллюзионист» и «Стрелочник» – классика), связанная с нашей страной, а еще больше – с понятием «русское». Предыдущая, «Душка» (2007), была встречена размышляющей частью публики со смешанным чувством радости и стыда, порожденным узнаванием. Душкой там был наш человек, нагрянувший к голландцу пожить, аки тетя из Киева, – бесцеремонно и неотвратимо: в треухе и с умильными глазами (Сергей Маковецкий блистал в этой роли, обогащая своим нутром шарж).
Персональный портрет был дополнен коллективным. Во-первых, Стеллинг показал то, что наблюдал в России не раз: так называемую кинофестивальную тусовку – и правда, ужасную постороннему глазу. Во-вторых, в «Душке» были попытки иллюстрации «Расеи как таковой» – или соответствующего мифа, или даже клише, о чем и поднялся некий спор: голландец, мол, просто свой форменный гротеск употребил так метко или же он всерьез? Еще «Душку» дешифровали как вообще картинку взаимоотношений Европы и России – тогда эта тема была в моде, теперь что-то заглохла.
В целом картину приняли миролюбиво, Стеллинг остался всеобщим другом нашего кинематографа, частенько приезжает и так, и с фильмами, в страны СНГ тоже. И вот его новая работа «Девушка и смерть», в которой автора почти не узнать: не гротеск, а мелодрама, причем самого что ни на есть традиционного вздоха. Любовь, Смерть, Поэзия, Рок, Белые Розы – все вот именно что с большой буквы.
История такова: пожилой господин приезжает в некий заброшенный дом, где, как мы потом узнаем, полвека назад он встретил свою любовь и вынужден был расстаться с нею. Навеяно русской литературой – но не Горьким, а века XIX: фигурирует томик Пушкина, звучит (как и в «Душке») «Я помню чудное мгновенье», в наличии карточная игра на жизнь или на смерть, чахотка, зависимость женщины от денег мужчины, самодур-граф, доктор, общая унылость; из новаций – девушка в ситуации чеховского Фирса.
От прежнего Стеллинга – Джим ван дер Вауде, который играл главную роль в «Стрелочнике», здесь скромный, но колоритный посыльный в отеле. А также Сергей Маковецкий в образе постаревшего главного героя, того самого доктора. В молодости его играет Леонид Бечевин (приглашен автором после просмотра балабановского «Морфия»). Из русских еще Рената Литвинова (первая возрастная роль этой актрисы превосходна) и Светлана Светличная в небольшом появлении.
Стеллинг приезжал представить свой фильм в Петербург и дал пресс-конференцию, на которой подробно объяснял свой «замысел и вымысел». Звучали слова «романтизм» и «я намеренно снял несколько эпизодов «на грани» – так захотел». Его реально волнует результат. Во-первых, он считает «Девушку и смерть» своей лучшей работой. Во-вторых, уверен: фильма не бывает без зрителя. Немудрено, ибо Стеллинг – хозяин двух кинотеатров (шесть экранов в общей сложности; показывает европейские картины, из американского – только арт-хаус), на доходы с которых и живет, и снимает свое вот уж подлинно независимое кино.
Картину велит смотреть простодушно, без думанья, а с одним лишь чувствованием. Но не скрывает, что хотел противопоставить ее безмозглым ситкомам и прочей телевизионной жвачке, «которая повсюду».
Предлагаю вам несколько фрагментов из большой встречи со Стеллингом – о любви и о кино.
Когда делаешь фильм, нужны две вещи для создания напряжения, как для магнитного поля. Это могут быть мужчина и женщина, день и ночь, прошлое и будущее. Любые противоположности. А уже между ними – желание, надежда, месть, ненависть... вот это и есть пространство музыки, искусства и тому подобного.
* * *
Фильм – своего рода мечта, как и любовь. Любовь подобна заболеванию. Вы создаете в голове образ другого человека, которого не существует. Вы его очень сильно идеализируете; мне кажется, это генетическое что-то. Женщины, например, всегда ищут отца своим детям... Но вы не всегда можете достичь друг друга, тогда и чувствуется это напряжение. Мне кажется, происходит так: вы влюбляетесь, вы любите друг друга, потом вы становитесь друзьями. Истинная дружба и есть высочайшая форма любви. Когда моя дочь влюбилась, я ей сказал: поезжайте куда-нибудь, поживите вместе две недели, вернетесь – поговорим.
В этом фильме любовь – своего рода желание получить. У героини (Сильвия Хукс) туберкулез, это очень романтическое заболевание. Болезнь прогрессирует, когда вы взволнованы, когда вы в напряжении. Не зря ее называют болезнью бедняков. Богачи могут лежать, ничего не делать, и болезнь отступает. Чем больше влюбляется Элиза, тем ей хуже. Ее любовь одновременно и смерть. Это второй, внутренний, уровень конфликта. Это настоящая мелодрама, это жанр.
Когда мне было двенадцать лет, я посмотрел один фильм. Потом я его смотрел еще восемь раз. И все время плакал. Это был мой любимый фильм. А лет пять назад, пересмотрев, я вдруг понял, насколько он ужасен. Очень, очень плохой фильм. Немецкий, об одном певце (напевает. – Авт.). Тоже очень плохо, невероятно. И я вдруг понял, что самый лучший фильм в жизни – тот, который становится любимым в двенадцать лет, когда весь мир еще открыт и ты сам еще можешь все. И я захотел сам снять такой.
Знаете, пару лет назад я увидел свою первую любовь. В магазине для садовых принадлежностей. И она сказала: «Йос, ты же знаешь меня». А я ответил: «Нет, я тебя не знаю». Она была громадная, толстая и похожа на мою мать. А я все помнил ту свою первую девушку... Теперь она уничтожила мои воспоминания... Вот еще одна идея, которую я хотел вставить в картину: сохранение памяти, воспоминаний. Одна из самых важных вещей в жизни. А кино – такое искусство, которое может играть со временем.
* * *
Не знаю, почему, но в Голландии – возможно, в других странах меньше – люди повернуты в сторону Англии, Америки, Запада, к звездам, кинобизнесу... С приходом экономического кризиса у меня ощущение, что мы все находимся в поезде, который идет все быстрее и быстрее. Чтобы всего было больше, больше, больше и все лучше, лучше и лучше. Это, на мой взгляд, очень глупо и очень странно. Считается, что чем больше аудитория у фильма, тем он лучше; это касается не только кино... Однако очень много людей выпадают по пути из этого поезда. Они сидят в одиночестве, оглядываются вокруг и пытаются понять: а о чем вообще жизнь? И такого рода люди смотрят уже на Восток – может быть, на Дальний Восток, по буддийскому направлению... Не могу сказать точно, но, может, я путешествую в сторону Тибета и сейчас пока оказался в России?..
* * *
Я часто говорю начинающим режиссерам, что хороший способ проверить замысел – попробовать рассказать его историю друзьям, девушке, семье. Надо следить за лицами. Если они сидят, прохладно откинувшись, значит, напряжения не возникло. Но история нужна только на определенном этапе, затем происходит нечто иное. В середине 1980-х я участвовал в работе жюри Московского фестиваля вместе с Чжаном Имоу. У меня был день рождения, он спросил, что я хочу в подарок? Я сказал: «Разговор с тобой». Это было непросто, мы говорили через двух переводчиков – с китайского на русский, а с русского на английский и обратно. Но это был лучший разговор о кино в моей жизни.
Имоу сопоставил фильм и оперу. Сама история в опере очень проста, она маленькая. Трудно изобрести новый сюжет – их всего около пятнадцати, и все давно придуманы. Но есть арии, шесть-семь на каждую оперу. На их время история приостанавливается, а наверх выходят эмоции. Вот об этом и надо думать...
Белые розы Стеллинга 
