|
Ещё много-много раз
Этой публикацией мы заканчиваем обсуждение итогов прошедшего киногода. Результаты общего голосования по нашим традиционным номинациям смотрите в рубрике "Лауреаты".
Незадолго до конца года на сайте «Ленфильма» был устроен опрос с целью выявить зрительские предпочтения и ожидания. «Возрождающаяся» (это цитата) киностудия решила «пойти в народ» и если и не стать на службу зрителям, то хотя бы прислушаться к ним. Осведомиться, чего бы они изволили. Ну или только сделала вид, что решила. Что ж, в этом случае ещё не всё потеряно. Ведь обратное означало бы, что профессионалов в области кинопроцесса на студии нет.
В простенькой фразе «снимать то, чего хочет зритель» куда меньше опасности, чем то мнится снобам и эстетам; по крайней мере, она уж точно лучше, чем пресловутое «пипл схавает». Однако есть в ней и подвох — тоже, собственно, нехитрый. Профессиональные философы наверняка найдут этому подвоху правильное название (где-нибудь у Гуссерля оно точно затесалось), но можно обойтись и так, попросту, без апперцепций. Несколько лет назад одна моя глупая коллега спросила у Анджея Вайды: думает ли он, когда снимает свои фильмы, о том, чего хочет зритель? Пан Вайда слегка приподнял бровь: «А вы думаете, что в начале 1910-х годов американский зритель знал, что хочет увидеть человека в котелке, с тросточкой и усиками? Нет, конечно. Но появился Чаплин — и зритель понял, что хотел его увидеть». Ещё проще то же самое сформулировал, по легенде, пионер автопрома Генри Форд: «Если бы я спросил у людей, чего они хотят, они бы попросили меня дать им очень быструю лошадь».
«Снимать то, чего хочет зритель» — не только правильно, но и неизбежно для любого кинематографа, не желающего сидеть на госдотациях. Надо лишь понимать со всей отчётливостью, что сам зритель не знает, чего он хочет. Никогда. У него, разумеется, есть свои представления на этот счёт, но они неверны. Никогда. По крайней мере, опираться на них для кинопромышленника — дело гиблое, и история кино знает немало случаев краха вчера ещё процветающей было индустрии, которая решила пойти на поводу у аудитории. Задача продюсера — понять (угадать, рассчитать, провидеть: тут у каждого свой способ), чего зритель хочет на самом деле и втайне от самого себя. Выпустить фильм, увидев который, зритель внезапно поймёт: этого-то он и ждал. До выхода в свет «Кавказской пленницы» или «Баллады о солдате» ни один зритель не хотел их увидеть — по той простой причине, что не мог их себе вообразить. А те единственные, кто могли, их и сняли. Человек, который, не зная Чаплина, отдаёт себе отчёт в том, что хочет увидеть именно Чаплина, гениален как Чаплин.
Зритель на то и непрофессионал, что может опираться в своих суждениях лишь на собственный опыт. А опыт — это то, что уже было. Отвечая на вопрос «чего изволите», он выберет из того, что ему когда-то понравилось, самое понравившееся. Самое уже понравившееся. И попросит повторить. Громкое слово «возрождающаяся», неожиданно вклинившееся в ленфильмовский опросник, выглядит здесь не только стилистически неуместно, но и попросту глупо: пристрастия зрителей могут повести киностудию лишь по уже пройденным ею путям, в лучшем случае — по уже пройденным не ею. Фантазируя о будущем, непрофессионал будет оглядываться на прошлое, когда ему было так хорошо (может, потому, что Тот Самый Фильм был и вправду так хорош, — а может, просто потому, что Этот Самый Зритель был тогда моложе и чувствовал острее). Это всё равно, что угодить в зеркальную ловушку, создающую иллюзию глубины и перспективы. Как пишут, по слухам, в инструкциях к зеркалам заднего вида в сверхосторожной Америке, «помните, что объекты, которые вы видите в зеркале, на самом деле находятся позади вас».
Всё это здесь сказано для того, чтобы объяснить состав первой пятёрки отечественного проката за 2013 год. В которой, не считая занимающего первую строчку «Сталинграда», — «Железный человек-3», «Тор-2», «Гадкий я-2» и «Форсаж-6». Вы вправду хотите знать, чего хочет зритель? Зритель хочет ещё раз, и ещё много-много раз. И это не глупо — это всего лишь нормально. В минувшем году не случилось ни Форда, ни Чаплина, чтобы предъявить зрителю его же неведомые ожидания, — что же, не всем же годам быть тучными. И надо ли пояснять, что «Сталинград» в этом наборе не лишний? Что на него пошли как на чаемого наследника советской традиции фильмов о войне — как, попросту говоря, на сиквел «Они сражались за Родину», снятый сиквелом Бондарчука?
…Есть, правда, ещё такое страшное и важное слово, как «равновесие». Нормальный зритель, идя в кино, становится отчасти ребёнком: ведь покупка билета есть, фактически, договор о согласии на иллюзию. И никто так не требователен к повторам того, что ему однажды понравилось, как ребёнок; счастливцы, которым доводилось читать детям сказку на ночь, — одну и ту же, в сотый раз, — знают, как нетерпимо это небольшое существо к любым вносимым изменениям: «а вчера не так было!» Когда же они соглашаются на новую сказку (не изменённую старую, — этого они не потерпят, — а именно что совсем новую), то лишь потому, что доверяют читающим. На территории старой, хорошо знакомой, назубок выученной сказки эти хрупкие человечки, живущие в большом непонятном мире, могут наконец-то почувствовать себя чуть менее беспомощными и уязвимыми, чем обычно; услышать же новую историю, в которой сюжет полон опасностей, а финал вновь непредсказуем, — всё равно что, зажмурившись, нырнуть в воду. Тут нужна отвага, а для неё требуется доверие. Отказ от того, что сулит комфорт и защищённость, возможен лишь когда знаешь, что кто-то старше, умнее и опытнее тебя. И не подведёт.
Перекос в любую из этих сторон нехорош, а то и опасен. У тех, кто всё время, без раздумий, доверяет вышестоящим, явные проблемы с инстинктом самосохранения, а в конечном счёте — с самосознанием и достоинством; эти в детстве едят что дают, а вырастая, хавают уже в статусе пипла. Но и недоверие ни к кому, кроме себя и своего опыта, гибельно не меньше. Те, кто полагаются лишь на своё мнение и уже к 17 годам обретают повадки и мимику «тёртых», «бывалых» и «видавших виды», движимы страхом столь сильным, что если им предоставить хоть сколько-нибудь влияния, — хоть на уровне опроса, — этот их страх парализует любую отрасль, до которой коснётся. Они будут просить, чтоб «было как вчера», и «очень быструю лошадь», и выведут в лидеры продаж «Форсаж-6», неотличимый от «Форсажа-5» и, будьте уверены, от грядущего кассового фаворита «Форсажа-7». А если появится новый Чаплин, они его не заметят и пренебрегут им: как раз по той единственной причине, что они не могли себе его представить, — хотя ведь никого умнее и опытнее их просто-таки не сыщешь. Продюсеры, упорно не замечающие подвоха во фразе «чего хочет зритель», убедили этих зрителей в том, что те знают, чего хотят. И те аккуратно, год за годом, делают кассу двум десяткам франшиз.
ИЗОБРЕТАТЕЛИ ВЕЛОСИПЕДОВ
За 2013 год в петербургский кинопрокат вышло 392 фильма, из них 61 российских (в том числе 12 копродукций). «Великих» среди них не случилось; и «Трудно быть богом», и «Нимфоманка» нас ждут лишь в наступившем году, «Вечное возвращение» Муратовой, «Гольциус и Пеликанья компания» Гринуэя, «Жасмин» Аллена и «Джанго освобождённый» Тарантино репутации авторов не навредили, но и не изменили её, а кинематограф Сокурова был представлен одним лишь фильмом «Цель вижу», да и Сокуров там был Евгением, что в корне всё меняет. Самый воспетый экспертами — что отечественными, что мировыми — фильм года (по крайней мере, на нынешний момент), «Жизнь Адель» Абделлатифа Кешиша, и вправду хорош, даже безупречен, — но в лучшие времена он занял бы почётное место где-то во второй десятке, не выше. Уступив фильмам, где изобреталось бы что-нибудь посложнее кешишевских велосипедов, которые суть девичья фотогения, чувственность света и специфика временнóй длительности в кинодокументе, — все, как на подбор, важные и существенные, но обкатанные, самое позднее, ещё в 1930 году в фильме «Люди воскресенья». Что же до вошедшего два года назад в затяжной кризис российского кинематографа, то были, конечно, и здесь свои радости, и не только «домашние». И, вероятно, не стоит сетовать, что ни одна из них так и не обернулась восторгом. В конце концов, если дивная Хартия, что подготовлена нынче в недрах отечественного киноистэблишмента (не тех даже недрах, где гномы, а тех, где Барлог и Шелоб), вступит в хоть сколько-нибудь официальную силу, нам вскоре, задним числом, и «Околофутбола» покажется чем-то, относящимся к области кино. Но пока, к счастью, не кажется.
1. «12 лет рабства» Стива МакКуина, только что получившие «Золотой глобус» за лучший драматический фильм. Об этой картине мы подробно писали только что, в последнем предновогоднем номере «Города 812»; здесь можно разве что добавить, сравнивая фильм МакКуина с другими премьерами года, что там, где иные режиссёры, подчас куда более маститые, брали от киноязыка лишь то, с чем давно уже наловчились работать, менее опытный МакКуин постарался использовать чуть ли не все основные средства кинематографа, пожертвовав индивидуальностью стиля, зато преуспев в точности и основательности повествования. Без сомнения, самый масштабный по замыслу и самый тонкий по исполнению, — а попросту, лучший фильм года.
2. «Лучшее предложение» Джузеппе Торнаторе, в котором самый именитый из ныне работающих мастеров итальянского кино после нескольких «нетипичных» (впрочем, весьма удачных) фильмов вернулся к своей «коронной» теме: связи искусства с памятью, которые — иногда рука об руку, а иногда и во взаимной борьбе — делают человека человеком. В «Новом кинотеатре Парадизо» искусством был сам кинематограф, в «Чистой формальности» — литература, в «Легенде о пианисте» — музыка; теперь, в «Лучшем предложении», это живопись. Кино классического дыхания — и по спокойствию тона, и по глубине взгляда.
3. Собравшая все мыслимые мировые награды «Жизнь Адель» Абделлатифа Кешиша была снята о нежности, робости, хрупкости и ненадёжности всего, что в человеческой жизни имеет смысл, — и только в России была, по большей части, воспринята как манипулятивный экзерсис на «модную» и «лакомую» тему лесбийской любви. (Не могу сказать, что подобные экзерсисы на Западе не выходят, — но это, как правило, беспомощные дебюты самовлюблённых молодых бездарей, не доходящие до широкого зрителя и обречённые на разовые показы на небольших фестивалях, специально посвящённых подобным киноказусам.) И хотелось бы тут что-то откомментировать, — например, рассказать про тончайшую световую партитуру фильма, которую только слепой не увидит, — но, как написал Ницше, «болезнь глаз логикой не опровергнешь». Пожелаем слепым скорейшего обрыва, что ещё остаётся.
|