Телевизионный фильм «Ладога» Александра Велединского показал в самые памятные дни «Первый канал».
Читатели, вероятно, помнят большое интервью режиссера, которое он дал нашей газете (публикация от 29-11-2013), подробно рассказав об этой своей работе. Настолько подробно, чтобы не раскрыть сюжет, поскольку в четырехсерийном телефильме «история», «интрига» считаются важнейшими составляющими. Теперь мы видели, что это оказался детектив, да еще и с несколькими загадками.
Конечно, один из лучших режиссеров сейчас в стране – Велединский и, мягко говоря, не последняя продюсерская компания Валерия Тодоровского, которая выступила производителем картины, а также «Первый канал» хотели, чтобы это был не так называемый мини-сериал, а телевизионный фильм. Чтобы он так воспринимался, «Ладогу» даже поставили в два вечера по две серии за раз.
Создатели фильма понимали, ЧТО служит фоном для их истории. Они старались быть корректными, сколько могли, воссоздавая подобие хроникальных кадров и само ощущение блокады, которое до гроба не оставит переживших ее или только коснувшихся ее в отражении от родителей и бабушек-дедушек. Велединский говорит слово «честность»; результат подтверждает его искренность... но только если как бы надеть специальные очки. Вернее, не снять те, которые уже прочно сидят как у производителей, так и у теле- и кинозрителей на носу. Это очки телеформата.
Нам рассказывают про водителей на Дороге жизни. Рейс по льду озера на Большую землю с людьми – рейс обратно с продовольствием. Живые мишени, «голые» под обстрелами и бомбежками. Это сверху. А снизу – полыньи, «уставший лед» (не могу служить экспертом, но слышу это словосочетание впервые; впрочем, приоритет в данном случае у правды художественной, она другая, нежели фактологическая). У каждого человека на трассе – своя боль, своя судьба, думы и чувства. Гибнут товарищи и эвакуируемые. Ломаются машины. Кто-то заболел. У кого-то сдали нервы. И так далее.
Интересно ли сделать «производственную», если угодно, драму в смертельных обстоятельствах? Думаю, да. Станут ли такую смотреть? Отчего же не станут, если сделать хорошо. Почему-то вспоминаю тут четырехсерийный же телефильм «Поезд милосердия» Петра Фоменко, экранизацию романа Веры Пановой «Спутники», предпринятую к 30-летию Победы (и песню «На всю оставшуюся жизнь», которую пела там Таисия Калинченко). Совсем не киношедевр – не военная картина Германа, скажем, не «Порох» Виктора Аристова, тоже пересмотренный телезрителями в эти дни, а скромная-скромная история в замкнутом пространстве, почти как на голом белом льду...
Почему сейчас заказчикам телефильмов кажется, что «про шпионов и диверсантов» будет интереснее? Откуда такое недоверие к зрителю? Откуда такое недомыслие: ведь перед домашним экраном не заполняющие залы мультиплексов подростки (которых тоже пора перестать считать полными недоумками, тем самым таковых и штампуя), а взрослые люди, способные различать нюансы и сравнивать увиденное как с жизнью, так и с искусством? Откуда стремление к школярскому сценарному драматизму? Ведь знают, где какой пистолет должен выстрелить, а где упасть в снег, вот и накручивают обстоятельства.
В итоге мы в «Ладоге» по-настоящему переживаем первые двадцать минут – когда героиня Ксении Раппопорт собирается с сыночком эвакуироваться, попадает с ним в разные грузовики и мальчик гибнет на ее глазах. Ну и еще немножко: до момента, когда в лучах ослепительного солнца на какой-то волшебной белой-белой лодке – снизу лыжи, сверху белый-белый парус – по белому льду в Осиновец, если можно так выразиться, прискользает особист в белых дубленке, ушанке и пимах косолапых.
И в невероятных для фильмов о военной поре темных очках – с двумя дополнительными боковыми стеклами.
Глаза у него слезятся после контузии. Я не говорю, что подобных очков не могло быть – художникам по костюмам виднее. Я говорю, что эти очки получили в картине такую же главную роль, как Ксения Раппопорт, Андрей Мерзликин и Алексей Серебряков, – и переиграли бы их, не будь эти артисты такими хорошими и любимыми.
Короче говоря, как только весь в белом прибывает особист и начинает искать злодея, человеческая драма превращается в военно-криминальный детектив с понятным, слава богу, ввиду великой Победы, концом. А поскольку речь идет о возможности массового отравления фашистами продуктов для осажденного Ленинграда – более того, мандаринов на Новый год ленинградским детям – а такого все же не случилось, то понятно, что мерзавец будет обезврежен вовремя.
Остается следить лишь за тем, как именно. Потому что остальное, хотя и, безусловно, присутствует, по законам формата не главное.
Что мне лично кажется сугубо недостаточным для фильма о подвиге людей на Дороге жизни. Мне кажется это неточным. И, в конце концов, мелким.
Но я не смотрю сериалов и тем более не делаю их. «Очков» и не надевала.
А так... если говорить о профессиональных вещах, то закручено недурно (сценарий Олега Маловичко по сюжету и идее Алены Звонцовой). Мы вовремя, как и положено в такого рода кино, подозреваем одного, второго, третьего. Сопереживаем. Узнаем, почему предатель перестал быть человеком: в поволжский голодомор он вынужден был скормить отцу и матери своих брата и сестру, да родители все равно тоже умерли, и он поклялся мстить большевикам, – зрителю дана возможность и осудить, и пожалеть, и обобщить...
И сыграна история всеми без исключения артистами, что называется, с полной отдачей. И Велединский выложился как мог (тем более что включился в проект за неделю до съемок): думал про сложность, объемность персонажей. Выстраивал атмосферу, для чего и, простите, понатыкал в повествование таких моментов, какие в этом пресловутом сером и плотном, как мешок с крупой, формате считаются необязательными – не двигают, мол, действие... И оператор Эдуард Мошкович отлично снял картину на реальном морозе. И музыка Алексея Зубарева ответила поставленной перед ним задаче.
Но вот сама задача...
Впрочем, я знаю, отчего заказчикам нужно напряжение подобного толка – вроде настоящее, а вроде игрушечное. Если не оно, то придется обеспечить совсем подлинное переживание. Его делать труднее. Воспринимать труднее. И можно невзначай обидеть кого...
Кроме всего прочего телеформат заставляет людей работать в условиях несусветной гонки полезного метража в съемочную смену. Даже серьезному режиссеру не выиграть ее в каждом кадре, особенно в сложнопостановочной исторической картине. Даже опытный кинодраматург – а Велединский известен в этой ипостаси хотя бы «Бригадой», – спешно переписывая сценарий ночами перед съемкой, не смог в условиях дефицита времени справиться с очевидными нестыковками в сюжете...
Но очки телеформата еще больше искажают действительность. Они работают синхронно с новым представлением о должном показе событий Великой Отечественной – через приключение, через любовь, с максимумом зрелищности и всяких эффектов. Достаточно вспомнить недавний «Сталинград», чтобы понять, о чем я говорю. Все вместе скоро оставит реальное отображение войны исключительно в межпрограммном пространстве. И в музеях, конечно.
Как говорить с массовым зрителем о трагедии народов? Вопрос вопросов, причем не только для имеющих ту «близорукость», о которой речь.
А еще есть проблема контекста. В день 70-летия освобождения города от блокады телевидение не нашло в себе сил отказаться от рекламы. Ролики, которые славят печенье и моющие средства или что-то там еще, мягко говоря, неуместны посреди «Ладоги», если говорить о теме сериала, и столь же логичны, если говорить о все том же формате (вот почему необходимо сильное, детективно-криминальное, напряжение – чтобы зритель не переключился и скушал рекламу). Но куски документально-игрового проекта «Голоса», вставленные в «Ладогу», разрушали фильм еще больше, хотя и по-другому: о пережитом говорили реальные люди, а не «реконструкции».
И уж совсем куда-то вдаль уехали наши грузовики, когда после первых двух серий пошли новости, а там 95-летний Даниил Гранин в костюме, кажется, нечаянно защитного цвета и какой-то неточной трогательной величины, стоя, со своими грозными бровями и мягкими сединами, голосом Нестора говорил о блокаде немцам в бундестаге. О том, как тогда изменилась сама сущность людей и главным героем стал КТО-ТО, стал прохожий – тот, кто пытался помочь упавшему...
Сам факт речи Гранина в этом месте и сама его интонация потрясли многих людей разного возраста. Столь же сильной, только с обратным знаком, стала реакция на безмозглый опрос, устроенный в связи с памятной трагической датой московским телеканалом «Дождь». Тамошние молодцы спросили аудиторию: не лучше было бы ради спасения людей сдать наш город? Половина зрителей ответили утвердительно – вот что действительно страшно; буря не могла не разразиться.
На фоне этих двух событий, которые немедленно сопряглись в отчаянной общественной дискуссии, сериал «Ладога», мне кажется, даже несколько потерялся.
Прокрустовы очки 
