Зрители нового поколения, приобщаясь к кино с помощью видео, часто имеют довольно смутное представление об истории этого искусства, о том, какие интересные актеры и режиссеры работали задолго до появления их на свет. Вы в кино вот уже 30 лет, и Вам есть, что вспомнить. Уже первый фильм с Вашим участием - "Щит и меч", вышедший в 1968 году, имел беспрецедентный успех, а недавно подсчитали, что первая серия этой картины заняла 10-е место по кассовым сборам среди фильмов последнего 50-летия.
О.Я.: Те времена вспоминать, что маслом по сердцу: чудеса были. Когда на фестивали приезжали иностранцы и им говорили, что у нас есть 9-часовые утренние сеансы в кинотеатрах, они не верили, что такое возможно. Это было счастливое для кино время, и мне повезло, что я формировался и выходил на широкую аудиторию именно тогда.
В том же году вышел и второй Ваш фильм - "Служили два товарища"...
О.Я.: Не то слово - в том же году. Это было в Нижнем Новгороде, где я тогда снимался. В понедельник, день выхода новых фильмов, я выхожу на центральную улицу из гостиницы и вижу в одном кинотеатре афишу фильма "Щит и меч", а в другом, через дорогу, - "Служили два товарища". Одним выстрелом я "бабахнул" сразу по разным категориям зрителей, если можно так выразиться.
Оба фильма привлекли к Вам внимание зрителей, но меня Вы как-то личностно заинтере- совали своей третьей картиной, ныне совершенно забытой, - "Жди мня, Анна" Валентина Виноградова. У Вашего героя в этом фильме на редкость чистый , незамутненный смех, а это сыграть невозможно...
О.Я.: Я благодарен судьбе за то, что родился и формировался в провинции. Это мне многое дало: за "чистые глаза" меня утвердили на роль в "Служили два товарища", кому-то я запомнился "незамутненным смехом" в "Жди меня, Анна"... Потом была Москва, она заставляет как-то матереть, и уже другие кристаллики зажигаются в глазах. Что тоже хорошее, в общем-то, дело.
Похоже, наши лучшие актеры вышли из провинции: Табаков, Смоктуновский...
О.Я.:... Солоницын, Дворжецкий...Так всегда было и будет. На периферии происходят интересные процессы , все это актером впитывается, а затем происходит мощный выброс.
Вас многое связывает с "Ленфильмом", где Вы часто снимались в 70-е годы...
О.Я.: Я тогда был еще довольно молодым актером, много работал на "Ленфильме", и это была хорошая школа. То время, действительно, было особенное, здесь был какой-то открытый воздух, дышалось свободнее, это чувствовалось, поэтому многие актеры стремились сниматься на "Ленфильме", даже не в главных ролях. Скажем, у Авербаха в "Чужих письмах", фильме, который я очень люблю.
Пожалуй, это лучшая картина Авербаха. Но, по-моему, он был больше, если так можно выразиться, "женским" режиссером. Он снимал женщин так, как никто у нас не снимает. Многие наши актрисы сыграли у него едва ли не лучшие свои роли: Купченко, Неелова, Терехова, Шарко, Крючкова...
О.Я.: ... И Света Смирнова в "Чужих письмах"... У меня с Авербахом была история, связанная с фильмом "Тупейный художник"( второй фильм режиссера, экранизация повести Н.Лескова, вышедший на экраны под названием "Драма из старинной жизни" - В.К.). Авербах пробовал меня на главную роль, а потом прислал письмо, за что я ему особенно благодарен, потому что некоторые режиссеры этим пренебрегают. Он написал очень трогательное объяснительное письмо, я его до сих пор храню, в нем были такие строки: "Олег, поймите меня правильно: в вас слишком много мужчины". Почему-то это было для него недостатком, хотя в других фильмах это было бы достоинством. Я тогда это правильно понял и не жалею о несыгранной роли: художник имеет право на свою точку зрения.
Ваше содружество с Романом Балаяном началось с его лучшего фильма - "Полеты во сне и наяву". Однако его последние работы разочаровывают, особенно "Первая любовь".
О.Я.: Мне трудно говорить о своем товарище. У него сейчас тяжелый период поиска, ломки, который начался где-то с фильма "Филер", усугубился в "Леди Макбет Мценского уезда" и особенно проявился в "Первой любви". Вроде бы стилистика осталась та же - на ее основе сделана очаровательная картина "Поцелуй"... Может быть, сказалось то, что режиссер начал пренебрегать сюжетом, и это стало наказуемым. "Полеты" держал сюжет. Это мощная картина, в которой чувствуется боль художника и боль всего поколения, я как актер тоже что-то привнес. Импровизации Балаяна в дальнейших картинах утратили это качество. Скажем, в "Леди Макбет" отказаться от жесткого сюжета и уйти в полутона и намеки - просто невозможно. Какие намеки, если столько убийств, включая убийство ребенка? Здесь нужны совсем другие краски. Что касается "Первой любви" - что ж, имеет человек право вспомнить себя, свою молодость. Я ему прямо высказал все, что я думаю об этом фильме. Жалко, конечно, Роман очень талантливый, но такие периоды у художников бывают. Я жду от него нового взлета.
Какое впечатление у Вас осталось от общения с Андреем Арсеньевичем Тарковским, от его личности?
О.Я.: Одним словом даже не определить... Ум - безусловно, образование - безусловно, информированность - безусловно, но главное, наверное,- это ощущение кинематографа. Как показывает время, Тарковский все приближается к вершине: раньше его включали в десятку лучших режиссеров мира, сейчас в пятерку. Его кинематограф, со всеми его ребусами, собственной пластикой, магией, очень много дает сегодняшним кинематографистам.
Приглашая Вас в "Зеркало", видел ли он какие-нибудь фильмы с Вашим участием?
О.Я.: Думаю, что нет. Он вообще нечасто кино смотрел, насколько я могу судить по близкому с ним общению, а это был целый год, проведенный совместно за границей. Кроме Брессона и Довженко, Тарковскому мало кто нравился. Вспомните "Землю" Довженко и "Иваново детство" - там много общего, из этого все вышло... А нашла меня Лариса Тарковская, в коридоре "Мосфильма". Тогда здесь, как и на "Ленфильме", все бурлило. Актеры, тем более периферийные, лишний раз стремились пройти по коридору, чтобы кто-то их заметил. Вот и я передвигался по коридору - из кафе или в кафе. уже не помню, - как меня догоняет высокая красивая женщина: "Янковский, остановитесь! Я Лариса Тарковская (думаю: однофамилица, что ли?). Нельзя ли вас к Андрею Арсеньевичу отвести?" Тут сердце мое, сердце периферийного человека, обмякло...
Сыграло роль чисто внешнее сходство с его отцом, Арсением Александровичем?
О.Я.: Конечно. Он, когда увидел меня, говорит:" Ну, похож, просто с ума сойти!" И мало того, я потом уехал с Саратовским театром в Волгоград. Это был 1973 год и последние мои гастроли с этим театром, и вот туда пришла телеграмма от Тарковского: "Как ты мог не сказать, я случайно узнаю от других, что у тебя есть сын". Они по фотографиям искали маленького ребенка, и он уговаривал меня дать сына. С женой мы решили, что надо помочь, и маленький Филипп снимался в фильме. Но не все просто было в наших взаимоотношениях, взять эту историю с "Гамлетом" в театре, где моя работа не состоялась...
Известно, что роль Гамлета сначала обсуждалась с Вами, но играл потом Солоницын. Жалеете сейчас, что отказались от роли Лаэрта?
О.Я.: Да. Но потому жалею, что этого человека нет и другой работы с ним уже не будет. А тогда актерское самолюбие сыграло свою роль.
Но и в "Ностальгии" сначала предполагался Солоницын, а затем и Кайдановский...
О.Я.: В работе Тарковский был очень преданным человеком. Его преданность основывалась на убеждении: "психофизика мне необходима, через нее я выражаюсь как автор". Это - авторское кино.
Скажите, главное в фильмах Тарковского - изобразительное решение, в которое актер входил как составная часть?
О.Я.: Именно. Моя профессия - игра, а в его стилистике она была не нужна. Там нужно было правильно почувствовать состояние, заданное автором в процессе подготовки. Например, лучшая сцена в картине - проход со свечой - снята, смешно сказать, за одну репетицию и один дубль. Но до этого были встречи, беседы каждый вечер, ночью - процесс вхождения в нужное состояние. Для него это было самое дорогое, он обожал актеров, которые умеют чувствовать... Он был откровенен и потом, уже на съемках, рассказывал мне, что роль писалась для Солоницына, но тот страшно заболел и уже не встал. С Кайдановским они хорошо работали в "Сталкере", но для "Ностальгии " ему нужна была немного другая психофизика: у Кайдановского более жесткое лицо, а Горчаков должен был быть более мягким, пославянистее, что ли. Поэтому Андрей решил пригласить меня и переписал роль уже под мою индивидуальность.
А откуда взялась эта строчка из песни: "Вот кто-то с горочки спустился"?
О.Я.: Ну, как-то сымпровизировалось просто...
То есть это была Ваша импровизация? Вдруг пришла на память эта строчка?
О.Я.: Да, вдруг... Там вообще много импровизации. Допустим, вот очень хорошая сцена, где я стою по колено в воде в разрушенном храме перед девочкой. Поставили камеру, в сценарии были три фразы на итальянском, а остальное - Андрей сказал: "Что хочешь, то и говори, переходи на русский".
А эта притча о мужике в луже, в которой он живет?
О.Я.: Это обсуждалось, но Тарковский не настаивал: "Если пойдет,Олег, расскажи этот анекдот, не пойдет - так и не надо". И как-то все замечательно сложилось в этой сцене - было два дубля, один из них вошел в фильм.
Как дальше складывались ваши отношения?
О.Я.:Андрей хотел, чтобы я снимался и в "Жертвоприношении", но ему не позволили, хотя он и боролся за меня. Но наши известные организации решили сами и ответили, что Янковский занят - ну, Вы помните, что это было за время, а Андрей Арсеньевич уже ходил с клеймом "невозвращенца".
Для Вас было неожиданностью его решение остаться за границей?
О.Я.: Абсолютной. В последний раз перед этим событием я его видел, когда уезжал с Каннского фестиваля, где была представлена "Ностальгия". Когда Тарковский узнал о решении жюри, не присудившего ему "Пальмовую Ветвь", он был очень расстроен.
Какая из последних Ваших ролей в кино доставила наибольшее удовлетворение?
О.Я.: Из последних? Никакая.
Отчего так? Какие у Вас ощущения от прошедших 30 лет работы в кино?
О.Я.: Вообще-то я избалован. В один год пережить "Полеты во сне и наяву", выход в прокат "Влюблен по собственному желанию" и "Ностальгию"! Чем меня еще можно удивить? Трудно, да? Тем не менее процессы в кино идут, меня радует, что в него пришли люди нового поколения и с первой картины начали снимать Булгакова, Гоголя... Это, конечно, лучше, чем гнать чернуху или пошлость, но, с другой стороны, пугает безответственность, когда берутся за такие вещи, не зная, могут ли их осилить. Вспоминая эти последние роли, что в "Роковых яйцах", что в "Ревизоре", сказать: "Да, получилось", - я не могу.
Когда в последний раз Вы получили наслаждение от роли?
О.Я.: Я обожаю "Крейцерову сонату". Это очень интересная работа М.Швейцера, дай Бог ему здоровья. Он сейчас в жутком положении, без работы. Роль в этом фильме мне очень дорога, хотя, конечно, это не Горчаков в "Ностальгии". Но если спросить, какая самая трудная и сложная по актерской задаче роль, то это в "Крейцеровой сонате". Да, фильм не прозвучал, такое случается в кино. Может быть, потому что это классика,а к ней особое отношение. Но фильм заслуживает самого пристального внимания.
Но любимая Ваша роль, наверное,все-таки Мюнхгаузен? Он Вам близок?
О.Я.: Да, конечно. Наверное, это какое-то родство душ, стремление к полету, фантазии, к актерству в хорошем смысле, так как игра в нем всегда присутствует. Все в этом фильме удачно сложилось, и роль захватила...
Сами Вы смотрите видео или предпочитаете смотреть фильмы на фестивалях?
О.Я.: Фестивали - это прерогатива сытого и богатого общества. Надо развивать общество, и тогда обеспеченные люди специально поедут на праздник кино, в те же Сочи... Я смотрю видео, но только для информации. Сейчас, например, лежит у меня кассета с "Английским пациентом", но не могу заставить себя ее посмотреть: хочется увидеть на экране. Ведь чтобы насладиться произведением киноискусства, лучше выбраться в кинотеатр.
Владимир Кузьмин, "Видеотоп", 1997.