История создания
 Структура
 Организационные    принципы
 Персоналии
 СМИ о ПФК
 Кинопроцесс
 Мероприятия
 Статьи и проекты
 Премия ПФК
 Лауреаты
 Контакты
 Фотоальбом



  Удивительный фильм А.Кончаловского  

Новый фильм Андрея Кончаловского, отмеченный на МКФ в Венеции премией за лучшую режиссуру, на родине режиссера после неожиданного показа по Первому каналу вызвал весьма противоречивую реакцию. Представляем здесь два разных мнения по поводу этой работы.
***
 

Неожиданный благотворительный жест Первого канала, показавшего на всю страну картину А. Кончаловского «Белые ночи почтальона Алексея Тряпицына», напомнил людям, давно забывшим дорогу в кинотеатры, что такое авторское художественное кино.

Дело труба: труба: нынче не посмотрел фильм на фестивале – в кино его уже не найдёшь. И так-то художественному фильму пробиться на экран сквозь мозги кинопрокатчиков почти невозможно, а тут ещё закон о мате. Режиссёры беды не ждали, снимали себе свободно народную жизнь («Левиафан» Звягинцева, те же «Белые ночи») – пришлось слова, угрожающие народной нравственности, «запикать», хотя по артикуляции героев восстановить правду бытия нетрудно. Ежели вдруг кто её не знает.

Фильм Кончаловского, только что получивший «Серебряного льва» в Венеции за лучшую режиссуру, – удивительное явление и в биографии режиссёра, и в общем ассортименте нашего кинематографа. В нём прежде всего нет ни малейшей агрессии. Режиссёр ничего не хочет навязать зрителю, никакой идеологии, никаких «предрассудков любимой мысли», он элегантно растворяет свою личность в изображении и, отказываясь от нарочитого мастерства, достигает мастерства высшего типа.

  Это только кажется, будто Кончаловский простодушно и безыскусно снял быт северной деревни, что близ космодрома Плесецк, любуясь лицами и пейзажами. В его фильме нет актёров, в нём участвуют реальные жители. Однако искусство применено изощрённое, виртуозное, редкостное. Благодаря спокойному и нежному монтажу мы точно перелистываем книгу жизни с живыми картинками, и за спиной не стоит никакого учителя, тыкающего указкой. Нет нагнетания ужасов или сентиментальной истерики (ах, вот вам умирающая русская деревня, рыдайте, проклинайте!). Мы видим Русский Север через влюблённые глаза автора картины, и они полны тихой грусти и ласковой улыбки. Конечно, разрушенная школа вроде бы говорит нам об упадке этих мест, а счастливая молодуха, улепётывающая в Архангельск, потому что чудом нашла там работу, – об отсутствующей перспективе их развития. Но это взгляд реалистический, а у Кончаловского на этот раз взгляд поэтический. И дивный серый кот, что мерещится почтальону Тряпицыну, или обитающая в реке кикимора, о которой он рассказывает другу-мальчику, свидетельствуют о здешней жизни куда убедительнее. В её скудных буднях светится что-то высшее, вечное, нерукотворное.

«Сама-то жизнь есть радость, и бедная, и горькая – всё радость...» – говорит в пьесе А.Н. Островского «Трудовой хлеб» герой – нищий учитель. Эти слова можно поставить эпиграфом к фильму Кончаловского. Он взял именно людей «трудового хлеба», людей без прикрас и притворства, грешных, земных, подворовывающих, попивающих – но настоящих. Ситуации, в которые они попадают, конечно, предложены им на съёмках, но ситуации эти типовые, возможные, реалистические. Не могли, что ли, поселяне, свистнуть у честного почтальона мотор с лодки? За милую душу. Но и в этом прискорбном происшествии нет драматического надрыва. Вся неказистая жизнь северной деревни утопает в тишине и красоте, которые обволакивают огорчённую душу, очищают существование, связывают людей и землю в единое гармоническое целое. Над горделивыми «отрывами» от земли режиссёр насмешливо улыбнулся – но тоже без агрессии.

  Вот почтальон Тряпицын ранним утром сидит на брёвнышке рядом с товарищем, а за их спинами с космодрома Плесецк в небо стартует ракета. Они даже не вздрагивают и не поворачиваются, продолжая свой неспешный разговор о главном, что-де и в магазинах всё есть, и пенсию выдают, а народ что-то нервный... Но зачем нервничает народ? Дома построены крепкие, внутри чисто-вымыто даже у пьющих, в реке рыба не переводится, и, если ловить её удочкой, не браконьерствовать неводом, строгий инспектор не придерётся. Жаль, что поселяне не могут в полной мере оценить красоту своей земли и полюбить её как следует – наверное, для этого надо немало постранствовать и настрадаться на чужбине, как это случилось с самим Кончаловским.

Когда он снимал «Белые ночи почтальона Тряпицына», за его спиной наконец-то не стояло никакого западного продюсера с его невыносимыми пошлостями. Не давили коммерческие задачи. Не толкались в уме разные заветные идеи о русском пути. Он вообще как будто «отключил голову» и погрузился в чистое созерцание. Припал, можно сказать, к родной земле – и она ему что-то навеяла, нашептала, вернула к искренности и свежести его первых шагов в искусстве. К «Первому учителю», к «Асе Клячиной». Это беспримерная и очень поучительная история, что-то важное рассказывающая нам о природе таланта и смысле мастерства. О том, что возможно, вместо того чтобы копить и умножать нажитые штампы, воображая их профессией, взять и отказаться от всего, начать сначала, сказать себе: «Я ничего не знаю о кино». Посмотреть на жизнь смиренным, благоговейным взглядом ученика, а не судьи!

Никогда бы не подумала, что это произойдёт именно с интеллектуалом Кончаловским, таким уверенным и всезнающим, но хорошо бы, чтобы это произошло ещё с кем-нибудь из мастеров кинематографа. Всё-таки приятно иногда вспоминать, что кино может быть искусством, а не только способом траты и добычи денег.

Татьяна Москвина, "Аргументы недели"

***

Кикимора-мать

  Всё у нас не как у людей, а причудливо и цветисто – не соскучишься. Два МХАТа, две "Таганки", две кинематографические академии. Два брата – главные кинорежиссеры страны, что бы там кто ни говорил, допустим, про (покойного) Германа.

Только новые работы Михалкова и Кончаловского спешит увидеть каждый, имеющий глаза. Ну, и высказаться обязан...

Только по прихоти любого из них Первый канал покажет новый фильм, на который пошли бюджетные деньги тоже, без демонстрации в кинотеатрах. Даже без малейшей попытки хоть какие-то средства вернуть. И не говорите мне, что прокатчики не желают, мол, авторскую некоммерческую картину. Директор одного из главных петербургских кинотеатров буквально умоляла представителей продюсерской компании Кончаловского дать ее в прокат, что называется, до последнего зрителя, хоть на год. Нет, и все.

Амбиции другие. Нужна, как в прежние годы, всероссийская премьера.

Вот она состоялась. Немедленно стало ясно, что телеэкран убил половину фильма – как раз ту, которая брала на себя киногению волшебного северного пейзажа. Оператор Александр Симонов превосходно справился со своей задачей, придав смысл и высоте неба, и шири земли, и водной глубине, и ничем не возмущенной поверхности, и легкому скольжению. Но большой экран позволил бы зрителю от всего этого контрапункта к жизни главного героя счастливо задохнуться, а маленький лишь разрешил догадываться об утрате масштаба и объемности повествования. Молчу уж о полной пропаже фактур, что свойственно телевизионной картинке.

Так что мы с вами и жюри со зрителями Венецианского фестиваля, который выдал Кончаловскому приз за режиссуру, видели разные фильмы.

Наш вариант получился не более чем тепленьким. Несколько ранних осенних дней из жизни 49-летнего деревенского почтальона Алексая Тряпицына – ему до старости еще далеко, молодость осталась в кучке простых фотографий, а юность буквально в руинах, как бывшая школа, – есть череда одних и тех же действий и встреч.

  Проснулся, сел на кровати, посмотрел на свои тапочки. Встал, поел, на моторке отправился в райпочту, взял газеты, четыре пенсии, редко – заказное письмо, в лавке – хлеба, поспрошал про новости, потом развез все это адресатам. В том числе, хлеб.

Еще где-то тут живет бывшая одноклассница Ирина (неправдоподобно хорошо выглядит для ровесницы) с сыном Тимкой лет шести, – с ней Алексей бы не прочь понятно что, да облом. Еще у него однажды ночью кто-то украл мотор с лодки; пришлось заподозрить соседа и даже подраться с ним.

И вся эта бытовуха, этот как бы реализм (каждому, кто интересуется кинематографом, известно: Кончаловский сделал фильм под документ, непрофессиональные актеры изображают самих себя) имеет совершенно отчетливую параллель. Мистико-фантастическую.

Тряпицын, так снято, рассекает на своей моторке, будто он царь природы и летит над водой. Муравей ползет по колоску вроде и равнодушно к человеку, а может, и со значением. Туман над избами-лугами виснет явно не просто так. Еще в детстве Алексей пытался увидеть и не испугаться кикиморы болотной, сейчас он везет на лодке в памятное волшебное место Тимку, и черно-зеленая вода под деревьями явно что-то таит. И неясная далекая музыка то и дело звучит в моменты тишины.

Еще Алексею или снится, или видится большой дымчатый желтоглазый кот. И вообще, не всегда наш почтальон может поклясться, что глаза ему не лгут даже ясным днем, хотя он, не в пример всей округе, два года капли в рот не брал и теперь удерживается. А после той драки, поваленный на землю, он вдруг и вовсе видит над собой высокое небо… не Аустерлица, конечно, но тоже говорящее.

Третьей крупной неприятностью для Тряпицына становится отъезд Ирины, инспектора рыбнадзора, в Архангельск, где нашлась ей некая другая работа. Он окончательно теряет и шанс получить когда-нибудь жалость от этой женщины, и драгоценное общение с Тимкой, ведь любому мужику нужен пацаненок для научения жизни. Собрав две сумки вещей и засунув странно многозначительные тапочки за мусорное ведро, наш герой устремляется из своей унылой деревни в неясном направлении… чтобы, разумеется, наутро вернуться.

Что, кроме потери изображения, не дает мне заплакать над Тряпицыным, как над собой? Или почувствовать хоть минимальное родство с этим человеком?

Ответ прост. Перед нами зрелище, а не подлинное искусство.

Отправившись за документальностью, за реальным героем на русский Север, Кончаловский не учел, что он далеко не первый. Найдите в Википедии статью "Архангельский мужик", взгляните на портрет Николая Семёновича Сивкова – русского крестьянина, фермера, которого показала режиссер Марина Голдовская в своем фильме по сценарию писателя и публициста Анатолия Стреляного, – он даже похож на Тряпицына.

Картина "Архангельский мужик" (1986) получила главный приз на МТФ в Канне, в 1987-м была показана по Центральному телевидению, в 1989-м получила госпремию СССР, а еще спустя десять лет – госпремию России. Понятно, времена были совсем другие, но вся страна сочувствовала и возмущалась, слушая рассказ Сивкова о его борьбе с чиновниками.

  Потому что Сивков был настоящий. Как и обычные русские люди, герои десятков других документальных повествований – о некоторых вы могли узнать недавно, читая о фильмах фестиваля "Послание к человеку". И дело не в жесткости картин, фиксирующих реальность в художественных образах по мере дарования авторов, а в том, что эти авторы действительно хотели узнать и понять жизнь своих героев, чтобы рассказать о ней другим.

А Кончаловский, сидя на французской тщательно подстриженной лужайке, в финале программы "Время" перед началом своего фильма (господи, ну когда эти люди поймут, что работает на их идею, а что – против нее!..) лишь говорит, что "хотел понять". Методом погружения, очевидно, – так учат иностранный язык. На самом деле, он предъявляет нам произведение абсолютно концептуального искусства. Свое представление о русском человеке.

Отсюда и кот-баюн, привезенный группой в деревню, и поиски кикиморы – страшной, но родной. И говор пьяных мужичков; я, кстати, верю, что их монологи во многом могут быть документальны: народ – словотворец, однозначно. Отсюда и буквальная вычищенность из действия всего, что в концепт не ложится. Например, свидетельства нового бытового удобства – мобильной связи. Телефоны не звенят ни разу, хотя и, сюжетно, упоминаются ближе к финалу.

Впрочем, концепт так концепт, ничего страшного, мы видим на выставках и в музеях, как реальность искусства конструируется из подлинных вещей. Вопрос в ином: каков взгляд художника на свои, извините, объекты. На живых людей.

Получается, увы, взгляд сверху. А метод – использование. Некомфортно становится, когда реальный мужик Тряпицын начинает расстегивать штаны в известный момент – ведь нас убеждали, что он если и играет, то себя. Так же неприятно, когда автор заставляет соседей драться; потасовка и получилась скомканной в монтаже. (Неловко, отмечу в скобках, слышать Гимн по утреннему радио: герой обычно просыпается, что очевидно, гораздо позже шести утра.)

А что же взгляд по сути? По сути – приукрашена жизнь-то. Дома стоят заколоченные, люди вымирают, но посыл автора таков: не трогайте их, они приспособились, им кикимора мать и защитник.

Это утешение образованного, много думавшего, но давно уже чужого народу человека.

Вопросы "Что делать?" и "Кто виноват?" исчезают не за безответностью – за ненадобностью. Говорят же: не по хорошу мил, а по милу хорош – что еще и любить, как не то, что есть.

Параллельное стенание "Как все случилось, когда началось?" не имеет смысла, и да, в этой консервативной точке позиции братьев Михалкова и Кончаловского удивительным образом смыкаются. Даром, что один слывет почвенником, а другой западником.

Конечно, как личность Андрей Сергеевич Кончаловский интереснее Никиты Сергеевича Михалкова: у старшего брата больше "углов", за которые цепляешься. Например, он в последнее время выполняет свою роль интеллектуала, несущего отрезвление в умы (за что пишущие люди стараются не поминать его неудачные картины последних лет пятнадцати). Но барское нутро все равно не спрячешь.

Хотела бы я увидеть фильмы сегодняшнего Шукшина…

Власть и народ, давно понятно, едины. И все же одно время серьезные наши режиссеры делали фильмы о царях, пытаясь разобраться с головой рыбы.

Не вышло, не далось.

  Нынешние авторы несостоявшейся новой волны в народ рванули. Прежде иных тут вспоминаешь "Долгую счастливую жизнь" (2012) Бориса Хлебникова по своему и Александра Родионова сценарию. Они взяли интервью у двух десятков фермеров и снимали картину, между прочим, тоже на севере – в Мурманской области. Авторов слегка подвел жанровый кинематограф: главный герой, фермер, от противостояния среды слетает с катушек и становится убийцей. Однако сами люди показаны более чем выпукло и точно со всей их глубинной бессовестностью, которую можно назвать высокой степенью приспособляемости к жизни.

Сейчас мэтр Кончаловский посмотрел на остатки народа – того самого, который жил и действовал у него в "Истории Аси Клячиной, которая любила, да не вышла замуж, потому что гордая была" по сценарию Юрия Клепикова. Честная картина, напомню, была сделана в 1967-м, лежала на полке до 1988-го. ("Курочка Ряба" – попытка повторить успех, вернувшись в Асино село спустя тридцать, автору совершенно не удалась и забыта.) Так вот, в первом фильме про Асю-хромоножку есть настоящая драма и катарсис, есть героиня, сыгранная Ией Савиной, – и есть хор, во многом из реальных крестьян.

Теперь таких людей нет в жизни. И в "Белых ночах почтальона Алексея Тряпицына" главной становится молчащая глубина лесного темного протока. Ответов на основные вопросы из глубины не достать, но в нее так легко спрятать свое недоумение, растерянность, беспомощность.

А что же цитата из шекспировской "Бури" под конец: "Откуда эта музыка? С небес? Или с земли? Теперь она умолкла"? Может, в ней вся горечь автора?

 

Увы, не подытожила то, что проще и страшнее. Получилось, для красоты. Спасибо хоть, что не осталось рабочее название картины – "Сюита для почтальона".

Ольга Шервуд, портал "Юга.ру"

 

Фотоальбом

Комментарии


Оставить комментарий:


Символом * отмечены поля, обязательные для заполнения.
Разработка и поддержка сайта УИТ СПбГМТУ                 Copyright © 2006-2024. ПФК. All rights reserved.