Кажется, можно перестать переживать за Россию. Зачем, в конце концов, тратить время, когда рядом есть полный энергии, обладающий возможностями, в расцвете сил человек, который, посмотрим правде в глаза, сделает это лучше. Когда у нас прихватит сердце от очередной несправедливости, когда взгрустнется об онтологическом тупике, в котором оказалась великая страна, разве у нас будет под рукой камера Михаила Кричмана? Андрей Звягинцев, когда-то поставивший абстрактное «Возвращение» и почти комически космополитичное «Изгнание», теперь уверенно держится курса, взятого в «Елене» и развитого в «Левиафане»: он — режиссер фильмов о судьбах родины.

Ходили слухи, что «Нелюбовь» чуть ли не ремейк «Сцен из супружеской жизни» Бергмана; это не так, но автор ссылается на него как на источник вдохновения. И почти первым делом — после, разумеется, обязательных долгих планов с текущей речкой, плывущими уточками, лежащим снегом — бросает нас в эпицентр уродливого семейного скандала. Женя (Марьяна Спивак), около тридцати, менеджер салона красоты, и Борис (Алексей Розин), около сорока, сотрудник отдела продаж, собираются покончить со своим проклятым браком, забравшим у них больше десяти лет жизни. Они уже давно живут порознь, более того, счастливы с другими людьми: от Бориса беременна молодая глупенькая блондинка (Марина Васильева), Женя встречается с богатым и внимательным мужчиной постарше (Андрис Кейшс). Они продают общую квартиру и, в общем, видеть друг друга не могут.

Проблема в том, что у них растет 12-летний сын Алеша,  нервный и затюканный мальчик, который никому из родителей особенно не сдался. Бергман в «Сценах» нашел простое и гениальное решение детского вопроса: на протяжении трех (или пяти в полной версии) часов, пока длится фильм, дочери героев вовсе не появляются в кадре, хотя о них регулярно вспоминают; они где-то есть, но родители так поглощены собой, что их как бы и не существует. У Звягинцева в этом месте — тяжеловесная и жестокая метафора. Мальчик сперва есть, а потом его нет: он исчезает, пропадает без вести. Никудышная мать даже не сразу это замечает, поскольку ночами шляется бог знает где.

Фильм о несчастливом браке быстро заканчивается, и начинается — как и было обещано — фильм о родине. Конечно, это не про менеджеров, которые не любят своего ребенка, так же как «Левиафан» не про имущественный конфликт. Это про Россию, которой наплевать на своих детей, о стране без любви — даже в самой простой, инстинктивной ее форме. Звягинцев, при всей своей культурной образности, никогда не чурался грубых ходов, и тут их навалом. Начинается все с невинных обрывков радиопередач в машине, а заканчивается новостями про Донбасс и Дмитрием Киселевым во весь экран. Еще лучше момент, тоже в конце, с героиней на тренажере: только успеваешь подивиться ненавязчивой элегантности и силе общего плана, как Звягинцев переставляет камеру и добрую минуту тычет зрителю в лицо надписью «Russia» на спортивной форме Bosco (удачно получилось, что сразу по-английски!).

В «Нелюбви» представлены все фирменные темы режиссера — православие, блудные родители, мотив многозначительного исчезновения (не новый, конечно, в европейском кинематографе), интимные стрижки, квартирный вопрос. Есть — словно на спор — минутка Тарковского: экскурсия по живописным развалинам турбазы. Как всегда, преувеличенное внимание отдано интерьерам, от брезгливо воссозданной мещанской квартирки до элегантных апартаментов, проникнутых холодом бесчувствия: у обеспеченного любовника Жени в комнате стоит, кажется, береза.

При этом Звягинцев-сатирик по-прежнему  может произвести впечатление разве что на интеллигентных иностранцев (хотя в то, что среди них окажется каннское жюри, верится с трудом). Чего стоит искусственная и несмешная — скорее, впрочем, забытая — линия про православную корпорацию (с репродукции иконы камера наплывает на надпись «Отдел продаж», тонко!), где запрещено разводиться. Или чудовищный эпизод в дорогом ресторане, где, о ужас, блондинки делают селфи, раздают свои телефоны незнакомцам, а то и залезают в инстаграм; бедная, бедная Россия.

Что касается Звягинцева-лирика, у него есть, конечно, свои моменты. Но чувства, которые и он, и сценарист Олег Негин, неплохо слышащий устную речь (хотя порой выдающий конструкции вроде «Ты обещал мне счастье, а принес только боль и разочарование»), испытывают к своим героям, находятся в диапазоне от презрения до приветливого равнодушия. Последнее касается волонтеров-спасателей, которые занимаются поисками ребенка при бездействии полиции и как бы призваны символизировать эмпатию. В конечном счете ни один из портретов в «Нелюбви» не идет дальше более или менее искусного шаржа. В том, с какой иронической тщательностью фильм воспроизводит речевые характеристики российского миддл-класса, его манеру одеваться, есть, заниматься сексом, уже в самом выборе профессий главных героев сквозит не участие и не любопытство, а неприятное, нечестное высокомерие. И жесты сочувствия — когда Звягинцев вдруг похлопывает Бориса или Женю по спине — выглядят фальшивыми. Бергман снимал свой безжалостный фильм про себя; Звягинцев снимает про других. В притче про отсутствие любви было бы здорово увидеть хотя бы отблеск этого чувства.

«Нелюбовь» Андрея Звягинцева («Возвращение», «Елена», «Левиафан»), получившая на Каннском фестивале Приз жюри, моментально вышла в прокат: продюсеры фильма А. Роднянский и С. Мелькумов не мариновали зрителя полгода, как оно бывает. Любопытство стало возможным удовлетворить безотлагательно: так что там Звягинцев? Продолжил корить «левиафана» (власть) недостаточным состраданием к нуждам простого народа?
А вот и нет. Звягинцев в этой картине отринул всяческую конъюнктуру. Его художественный интерес – глубинные основы человеческой жизни…

Есть художники, которых увлекает сугубо «местный колорит» – Звягинцев же ищет универсальности. Действие его фильма происходит в России, но могло бы происходить почти что где угодно. Везде, где люди тычут пальцами в смартфоны, живут в многоквартирных домах, ездят на автомобилях, отправляют детей в школу, высиживают треклятый рабочий день в огромных офисах, мечтая о перерыве на обед в столовках с типовой едой на подносиках… Всё тут типовое, стандартное, узнаваемое. Не только обстановка жизни, но и слова, реакции, лица, чувства, надежды, отношения, мечты. Нормальная жизнь в типовом среднем регистре, нет ни святых, ни преступников, ни героев. Муж, унылый бородач (А. Розин), и жена, здоровая особа нормальной привлекательности (М. Спивак), разводятся. Продают хорошую квартиру (уточнено – 85 кв. м) на окраине города. Нашли себе новых партнёров: муж – прилипчивую и приторную, уже глубоко беременную от него любовницу, жена – брутального и состоятельного мужчину значительно старше её. (Живёт этот крепыш, кстати, в квартире, напоминающей обиталище героя А. Смирнова в «Елене» – окна во всю стену.) Осталась непрояснённой лишь судьба их двенадцатилетнего сына, плода этой «нелюбви». Чтобы сильнее уязвить мужа, жена говорит о намерении сдать ребёнка в интернат, но нельзя этому верить безоговорочно – при виде бывшего женщина моментально мечет искры ненависти и могла просто ляпнуть, чтоб его ранить побольнее. Важно, что этот разговор подслушал мальчик.

Вышел на минутку из своей комнатки, заполненной  обычными детскими вещичками-игрушками, и услышал, как родители собачатся. И что о нём говорят. Отчаянно и беззвучно заревел. А потом пропал. И с этого мгновения нелюбовь превращается в несчастье. В изображении несчастья, его развитии, ритмах, в его звучании и воздухе Звягинцеву нет равных в современном кинематографе. У несчастья есть свои герои – это волонтёры-поисковики, к которым обращаются родители (на усталую полицию надежд никаких нет). А тут – огромный отряд «ангелов печали», суровых, искушённых в людском горе-злосчастье. Они изучили все этапы беды, все повороты возможного кошмара, их действия элегантно целесообразны, а лица прекрасны и бесстрастны. «Алёша!!» – раздаётся и замирает звук в тишине ранней зимы (или поздней осени – в любом случае это любимое время года артхауса вообще)…

Но где истоки несчастья? Видимо, в том страшном женском превращении, которое демонстрирует жена – вульгарная и склочная баба без капли женственности при нелюбимом муже, она превращается в румяную, пышущую радостью красотку при любимом мужчине. Там, глубоко внутри, сидит источник этого преображения. Он был отключён при зачатии мальчика. И эта нелюбовь бросила на его жизнь тень возможного несчастья. Конечно, и любовь (страсть) творит в жизни немало зла, но уж нелюбовь точно мертвит её, притягивает зону беды, с неумолимостью атмосферного явления. Страдают наименее защищённые…
Звягинцева томит детская доля. В его картинах немало грустных, заброшенных детей, детей без будущего, детей, словно бредущих из ниоткуда в никуда. В конце фильма мы увидим, как быстро и ловко красят детскую комнатку пропавшего Алёши рабочие. Вот и нет никаких следов Алёшиной жизни. И только обрывок защитной ленточки висит на дереве – это он её туда забросил машинально, по-мальчишески. У папы нынче новое дитя. Мама живёт с любимым мужчиной, правда, лицо её сосредоточенно-скорбно, но, может, это оттого, что она тренируется на беговой дорожке? Исчезла бесследно маленькая жизнь. Съедена каким-то «левиафаном», да только власти тут решительно ни при чём.

Новости по радио и ТВ несколько раз появятся в картине  как фон жизни, эхо, дальний призвук. Дадут точную временную привязку (2013–2014 гг.), и более ничего. В фильме – ноль политики, ноль идеологии. Одно сильное, чисто художественное, выраженное мировоззрение. Виня в своих бедах начальство, не там ищут люди. Жизнью, даже столь расчерченной, стандартизированной, упорядоченной по всем правилам цивилизации, по-прежнему правят непостижимые законы Рока.

Что скажешь – снято и сыграно великолепно. Безупречна напряжённо-созерцательная камера Михаила Кричмана (никакого модного дёрганья!). Хороши скупые, чёткие диалоги (сценарий – О. Негин и А. Звягинцев). Правда, все говорят, как выпускники филфака, иногда для отвода глаз уснащая свою речь крепкими словцами, отчего ещё больше становятся похожими на выпускников филфака. Но это для «универсального кино» вполне нормально. Прекрасно сыграны маленькие роли (Н. Потапова – свирепая мать жены, С. Бадичкин – дурашливый сослуживец мужа, А. Фатеев – координатор волонтёров и другие). Однако вот что несколько тревожит: уж слишком сильно и чётко выработал Звягинцев свой стиль. Он узнаваем, ему можно подражать. Такой чистый, минималистский кадр без лишнего «копошения жизни», птица не пролетит и кошка не пробежит. Строго отобранные детали. Неумолимое и плавное движение к полному трагизму…
А может, для дальнейшего развития стоило бы отказаться от такого строгого стиля? Кроме того, что именно Звягинцев не любит, зритель уже понял. Было бы интересно увидеть – а что же он любит?

Хотя ответ я знаю – кино он любит, кино, кино… таковы почти все режиссёры. Редко когда в эту область врываются «агенты жизни» и производят там свои маленькие революции, чтобы опять уступить место «киноманьякам»…

Первое впечатление от нового фильма г-на Звягинцева, о котором мало кто упоминает, - он удивительно скучен. Оттого ли, что в нем мало динамики, оттого ли, что он непомерно затянут... Конечно, режиссер давно расписывался в поклонении Антониони, а сюда добавил еще Бергмана... Но. скорее всего, фильм скучен оттого, что в нем мало энергии. У упомянутых классиков каждый кадр аж дрожит от энергии, следит ли он за кружением щепки в бочке с водой в "Затмении", либо следует за тенями двух женщин в "Персоне"...Откуда же взяться энергии в новом фильме, если в нем нет любви?.. Как будто из каждого кадра выкачан воздух - и в этом безвоздушном мареве еле различимыми тенями слоняются безликие и бесцветные исполнители, точнее, функции, долженствующие обозначать понятия - мать, отец, сын... Настоящие актеры для этого совершенно не нужны. Как в дурной "пиесе" распределены задания - где, в какой момент произнести ровным голосом пустые слова. И даже волонтеры, ищущие мальчика ( и которых автор противопоставляет всем другим персонажам, видя в них единственную надежду общества) - безлики и картонны. Кто они, что ими движет? Ни одного намека - только функция. Эмоций почти нет. И, если бы не тревожно-зловещие звуки музыки в начале и конце фильма (единственное живое, что есть в картине), осталось бы полное впечатление, что перед нами натюрморт. То есть мертвая природа. Сюжет примитивен и прост как бревно. Отец и мать разводятся, ненавидя друг друга, сын в обиде и отчаянии убегает. И это всё. Уважаемая г-жа Т.Москвина видит истоки  несчастья этой семьи в "страшном женском превращении, которое демонстрирует жена". Ей, как тонкому знатоку женской натуры, разумеется, виднее. И в этом - в психологии женщины,определяющей состояние современной семьи - видит она главную удачу фильма. И потому она считает, что в картине "ноль политики, ноль идеологии", а "власти тут решительно ни при чем", потому что "жизнью... по-прежнему правят непостижимые законы Рока". Вот здесь вынужден с уважаемым критиком не согласиться. Как ни универсальна, казалось бы, показанная история, она погружена автором в конкретное место и конкретные сроки. О важности такого обозначения времени заявляет в одном из интервью (естественно, "Новой газете") сам автор: "Это тот самый период, когда мы полностью утратили надежду на обновление, изменение среды обитания, достойной человеческой жизни, и даже самоуважение.

Период, когда один за другим гасли маяки этой надежды. Действие фильма начинается в октябре 2012-го. "Закон подлецов" имени Димы Яковлева - это уже декабрь 2012-го... День за днем, по-маленечку... Пока не пришли мы к 2015-му - боям под Дебальцевом... В такой духовной среде тяжело... чувствовать перспективу....в этой тесноте и духоте человеку трудно проявлять свои лучшие качества... Размышляющий, переживающий за свою страну зритель это почувствует". Выходит, что даже такой "размышляющий" зритель, как г-жа Москвина, не почувствовала, как "гасли маяки надежды"? Что же говорить о других? Тут еще важно понять, кто эти самые "мы", которые "утратили надежду на обновление". В том же интервью далее г-н Звягинцев их называет - "интеллектуальная элита": "сигналы морального SOS воспринимаются в основном ею".  Он там прямо указывает, что говорит об аудитории означенной газеты, "Дождя", "Эха Москвы" и подобных изданий. Очевидно, такие элиты мы найдем повсюду. К примеру, в Грузии эта элита в лучшем случае промолчала, когда президент Гамсахурдиа сначала выдвинул лозунг "Грузия для грузин", а затем двинул войска на Абхазию и Южную Осетию. Такой элитой богата и Украина, которая также молчала. когда один президент издал книжицу "Украина - не Россия", а другой обвинил Россию в организации голодомора. Закончилось все это известно чем - русофобскими плясками на майдане. Вот тогда их "интеллектуальная элита", взявшись за руки, вышла на телеэкраны, чтобы пристыдить российских коллег за молчание по поводу "аннексии Крыма". И дружно промолчала, когда жгли людей в Одессе и бомбили мирных жителей в Луганске. А теперь г-н Звягинцев многозначительно упоминает про "бои под Дебальцевом". Что ему Дебальцево? "Что он Гекубе, что ему Гекуба"?

Зато западная "интеллектуальная элита" сразу оценила послание г-на Звягинцева именно так, как оно было задумано. "Моральные недостатки современной России - бессодержательный гедонизм, бездумное потребительство, преклонение перед фундаменталистскими работодателями, бюрократическая апатия", - увлеченно загибает пальцы на руках рецензент солидного издания Sight & Sound. Но даже он был покороблен финалом картины: "Финальная сцена слишком грубо показывает фирменный костюм ( это он о надписе через грудь - Russia - В.К.), да и прямой взгляд в камеру несколько неуклюж". Ему вторит рецензент The Guardian:"Для культивирования любви нужны правильные условия, правильную почву, в которой она может расти, а Россия в фильме Звягинцева выглядит бесплодной". Еще более определенно высказывается немецкий автор из Kino- zeit : "Звягинцев дает представление о том, что случай с Алешей - не единичный, и черствость родителей - не исключение, а скорее закономерность в России под Владимиром Путиным". Вот такой "ноль политики", уважаемая Татьяна Владимировна.

Хотя в конце своей рецезии г-жа Москвина вполне  резонно задается вопросом к режиссеру: "А что же он любит?" И сама же пытается за него ответить - "кино он любит". Боюсь, что это не так. Увы, далеко не все режиссеры любят смотреть кино. И у г-на Звягинцева довольно узкий кругозор в этом смысле. Хочется напомнить затертую от частого употребления фразу К.Станиславского - правда, в том контексте, как она прозвучала в замечательной комедии Леонида Быкова "Зайчик". Там незабвенный Сергей Николаевич Филиппов играл директора "Среднего театра", который любил всех бить этой фразой мэтра: "Любите искусство в себе, а не себя в искусстве". Когда же однажды сгоряча он перепутал, что в чем надо любить, просто отмахнулся :"Да не все ли равно!" Это я к тому, что с годами в г-не Звягинцеве все усиливается тяга к наблюдению "себя в искусстве". Это стало особенно заметно после опубликования им раздраженной статьи через 16 месяцев после премьеры "Левиафана" в Канне ( и через 8 месяцев после выпуска его в прокат), в которой он по сути обвиняет отечественных зрителей, что его не поняли и не оценили по достоинству (эту статью и наш комментарий можно прочесть в рубрике "Статьи и проекты" от 14 декабря 2015 года).

Близкими мне показались мысли , изложенные в статье шеф-редактора  газеты "Культура" Михаила Будорагина: "Звягинцев в "Нелюбви" достиг предела собственной тьмы...Трудно жить "любви не имея", но, конечно, можно. А вот русским художником стать, звуча на все той же одной темной ноте, нельзя". По-моему, верно. Господи, господа - да оглянитесь же вокруг! Сколько вокруг молодых счастливых лиц! Сколько у нас стало многодетных семей - впервые после 60-х годов прошлого века. Какие красивые и умные наши дети... Похоже, действительно г-н Звягинцев этим фильмом поставил диагноз самому себе. Это его нелюбовь. Он не любит этих людей. Это он не любит Россию. А, значит, какое он имеет отношение к русской культуре? В этой связи вспоминается маленькая поэма в прозе Шарля Бодлера "Чужестранец". Вот, казалось бы, был мизантроп, но. похоже, здесь писал о себе. Чужестранца спрашивали, что он любит больше всего - отца, мать, сестру, брата, друзей, Родину. красоту, золото? Он отрицал всё.

"Тогда что же любишь ты, удивительный чужестранец?/ Я люблю облака... облака, которые проносятся там... волшебные облака!" В фильме "Нелюбовь" нет даже облаков. Всё тонет в мутном мареве серого дня.