Омерзительная семерка  

Григорий Козинцев, по знаменитой киношной байке, однажды так припечатал творение одного своего незадачливого ученика: «Сначала Константин Симонов написал стихотворение “Жди меня”. Это было великое стихотворение.

Потом он переработал его в пьесу «Жди меня». Пьеса была похуже, но хорошая. А потом Ленинградская парфюмерная фабрика выпустила одеколон «Жди меня». Так вот у вас – одеколон».

Что еще сказать о фильме Антуана Фукуа «Великолепная семерка», ремейке одноименного классического вестерна Джона Стёрджеса, бывшего ремейком великого фильма Акиры Куросавы «Семь самураев»? Только одно. Одеколон тут еще и паленый.

Могло ли быть иначе? Бог весть; может, и да. Не то чтобы на счету Антуана Фукуа были какие-нибудь великие свершения – или хотя бы один всерьез крепкий фильм. Однако снимает он давно, руку-то всяко должен был набить. И под занавес только что закончившегося Венецианского фестиваля «Семерку» крутили – вне всяких конкурсов, разумеется, исключительно для увеселения истэблишмента, истосковавшегося по низким удовольствиям, но всё же: место, мягко говоря, статусное, совсем уж абы что там показывать вроде не принято даже в шутку. Да и сам жанр вестерна в последние 8–10 лет несколько воспрял, в очередной раз перелицевав жанровый канон – на новый, медитативно-натуралистический манер, вполне годный и удобный для копирования и воспроизведения. Что само по себе шедевров не гарантирует, но и ниже определенной планки опускаться не позволяет. 

Мрачная смачность «Дэдвуда» или безбашенная лихость «Джанго», положим, не всем по плечу, но уж чтобы выдать грамотную вариацию вроде «Поезда на Юму», достаточно элементарного профессионализма и минимальной вдумчивости. Достаточно вспомнить недавнее   «Спасение» Кристиана Левринга: не просто датчанина, но еще и экс-соратника фон Триера по «Догме», то есть режиссера, которому стандарты вестерна с их неизменно оперным привкусом должны бы быть чужды и невнятны, – ан нет, фильм вышел хоть и одноразовым, но нестыдным и даже не лишенным некоторой, пусть отмороженной, стильности. Да что «Спасение» – совестно вспомнить, «Бандитки» Люка Бессона, фильм грошовый и бредовый, от которого за версту разило залихватской глупостью низшего разбора, тщился всё же сымитировать некий детсадовский задор и даже раз пять (а нет! вспомнил! шесть!) попытался шикануть гэгами столетней примерно давности… Что ж, приходится признать, что церковь права, а презренные материалисты со своим вечным «это невозможно» пристыжены и повержены; нет, братие, чудеса случаются. 

Антуан Фукуа побил рекорд Люка Бессона. Он не сделал ничего вообще. Совсем. Напрочь.

 Бессон (раз уж привелось его упомянуть), при всей своей ставке на инфантилизацию кинопроцесса, принимающей порой криминальный масштаб и довольно быстро приведшей к полной девальвации его собственного былого таланта, по-прежнему ходит в преуспевающих по одной простой причине: тот самый детсадовский задор он имитирует умело, почти искусно. К кино всё это имеет примерно такое же отношение, как игра в солдатиков к битве на Сомме, – но это хотя бы игра в долгожданных солдатиков, нарядных солдатиков, классных солдатиков. 

Антуан Фукуа в «Великолепной семерке» играет в солдатиков словно уже третий год кряду, ежедневно, по принуждению. В осточертевших солдатиков, поистрепавшихся солдатиков, вылинявших солдатиков, – и по отношению к актерской игре, страшное дело, Дензела Вашингтона и Итана Хоука более уместного эпитета, нежели «вылинявший», и не подберешь. 

Фукуа наперед знает все ходы; он переставляет актеров, чередует эпизоды и склеивает кадры, будто на автомате, даже не пытаясь сделать вид, будто в его фильме есть, скажем, интрига или, там, конфликт. Столь бесцветные реплики можно вкладывать в уста героев, лишь когда все возможные шутки (хорошие, дурные ли) давным-давно отшучены; столь механическую раскадровку можно делать, лишь когда все сколько-нибудь отражающие содержание кадра монтажные приемы давным-давно отработаны и успели осточертеть.

Да, главный герой в финале сойдется с главным злодеем один на один и   угадайте-кто-победит. Да, лучший друг главного героя в самый решающий момент будет праздновать труса (потому что у него психология и тяжелое прошлое), а в самый-самый решающий – торжествующе вернется и всем задаст, чтобы затем геройски пасть (ибо трусить всё равно было нехорошо). Да, главный злодей будет непредсказуемо палить направо и налево, подергивая губами и манерно морща свой маньячный лобик (даже Брандауэр в «Никогда не говори никогда» паясничал не так откровенно). Да, самый молодой и бесшабашный из всей компании, который весь фильм проведет на амплуа фигляра, под конец совершит Немыслимый Подвиг благодаря своим фиглярским навыкам. 

И да, разумеется, эта компания будет составлена по принципу «если бы парни всей земли» (то есть согласно тому странному канону политкорректности, по которому любой сценарий и любой офис обязан выглядеть как мини-филиал Лиги наций): северянин, южанин, латинос, индеец, ирландец и т. д., – разумеется это настолько, что этот принцип даже проговорен в фильме. Чего тут скрывать-то, если всё как на ладони.

Самое удивительное в фильме «Великолепная семерка» даже не то, что он ничем не «удивляет», – а то, что и мизинцем не шевельнет, чтобы хоть попытаться удивить. «Ну не может же быть всё настолько плоско!..» Может. Мирные горожане, нанимающие циничных профи, чтобы отбиться от отморозка-капиталиста, по победном окончании бойни высыпают на улицу, дабы восславить и с почестями проводить своих героев. Ладно, пусть славят. 

Давайте сделаем вид, что Куросава более полувека назад не закончил свой фильм великой сценой, где чудом выжившие самураи, стоило лишь пасть последнему злодею, мигом оказались ненужными крестьянам и вообще непоправимо чуждыми той самой мирной человеческой жизни, за которую они так отчаянно бились: опасные бродяги, которым нет ни покоя, ни даже благодарности, одна лишь плата за найм и мелькающий животный страх в глазах спасенных. 

Давайте сделаем вид,   что традиция собственно американского вестерна тоже ничего не знает о том, как мирные поселенцы шарахаются от своих героев, ибо те запятнаны кровью, и едва ли не предпочитают им бандитов, потому что те куда понятнее и предсказуемее, – хотя она, традиция эта, обо всем этом знает досконально, и фильм «Ровно в полдень», где город поголовно предал шерифа, вставшего на его защиту, еще и постарше «Семи самураев».  

Пусть, пусть это другой сюжет, который подобной коллизии не предполагает. Но можно хоть младенцев на руки не поднимать, словно знамена светлого будущего? Можно не заставлять круглолицего аккуратного мальчика пытливо и взволнованно смотреть вслед всадникам, удаляющимся в закат? После финала «Безумного Макса – 2», где поклонение обезумевшему герою было единственной человеческой чертой в маленьком звереныше, – ну право, чтобы тиражировать в прокат такие нарядные открытки, надо обладать каким-то лютым бесстыдством.

Но оно тут во всем. Не в том беда, что по этому поселению все – будь то фермеры или охотники за головами – расхаживают умытые и нарядные (самый скудный наряд тут отчего-то у шлюх), а после многочасовой перестрелки у главной героини-мстительницы на ноготках целехонек премиленький маникюрчик. И не в том, что, к примеру, поскольку один из «семерки» – бывший охотник на индейцев (да, в истории Америки были мрачные страницы), то, во-первых, он будет самым обаятельным из всех (потому что толстым и веселым), во-вторых, в армию злодея обязательно надо включить звероподобного громилу-индейца, от руки которого наш славный толстяк трагически падет, а в-третьих, в «семерке» будет хороший индеец (стройный), который отомстит собрату по крови за собрата по оружию. Коротко говоря – не в открыточности, не в предсказуемости, не в том, что фильм о Диком Западе выстроен по лекалам прописной морали из книжек для воскресной школы. Патологическое отсутствие авторской изобретательности (на всех уровнях, будь то режиссура, сценарий, монтаж, работа оператора или актерская игра) на подобном материале приводит к последствиям покрамольнее.

Например, центральная сцена   фильма – поединок между «семеркой» и армией злодея – оборачивается чистой бойней. Тупой, как электромясорубка. По сравнению с которой «Рэмбо-III» или «Крепкий орешек – IV» – вершины изящества и элегантности. Просто потому что там схватки были придуманы, они держались на трюках, а те, в свою очередь, балансировали на грани невозможного и остраняли кровавость батальных сцен, становившихся триумфом чистой экранной условности, а восхищение мастерством тех, кто эти сцены разрабатывал, переплавлялось в восхищение самим героем, тем самым освобождая (хоть отчасти) публику от моральной двусмысленности. В «Великолепной семерке» Фукуа герои заманивают противников в ловушку и отстреливают. Кадр за кадром, минуту за минутой, пачками, гроздьями, по большей части – в упор. Затем злодеи перехватывают инициативу; мясорубка продолжает работать с той же интонацией, ей всё равно, она же мясорубка. Затем – опять герои… ну и так далее. Ни одного, пусть простейшего трюка на гигантскую батальную сцену. Ни единого. 

Фильм Фукуа предлагает своим зрителям битых полчаса получать простое незамутненное удовольствие от простой тотальной резни. Мы их бабах, они нас бубух, но мы их опять бабах. И поехали в закат среди вознесенных младенцев.

Мальчик, иди уже хоть поспи, что ли.

Алексей Гусев, "Город 812"

Фотоальбом